– Это моя гостиная, ее декорировала Мелани. Она и в самом деле изумительная, правда? Это ее эклектичный стиль. О Мелани писали в некоторых местных газетах, но, конечно, она мечтает, чтобы о ней упомянули в популярных журналах по архитектурным и дизайнерским проектам. Правда, Пандора, другая моя подруга, говорит, что у нее больше шансов попасть в Playboy. Они обе дизайнеры и конкуренты, поэтому и любят подкалывать друг к друга.
Он подмигнул мне, и по моему телу побежали мурашки, сосредоточившись почему-то на животе и вызвав там нестерпимое покалывание. Я кое-как справилась с этим и махнула на дверь.
– А там у меня кухня. Маленькая, правда, но мне одной хватает. А вон та дверь ведет в мою спальню.
Он сразу же направился туда – ну кто бы сомневался! – усадил меня на кровать, а затем принялся оглядываться вокруг с немым изумлением. Я постаралась тоже посмотреть на все это его глазами – так, словно вижу впервые. Обстановка очень простая, стены в спокойных пастельных тонах, по ним развешены черно-белые фотографии спортсменов – в основном крупные планы разных мышц. На одной из стен фотографии Мелани, Пандоры, Кайла и некоторых других моих друзей, а также мои собственные. Еще две большие таблицы, с перечнем углеводов, белков и полезных жиров. И цитата в рамке, которую дала мне Мелани: «Чемпион – тот, кто снова поднимается, даже когда не может
.А теперь рядом со мной такой чемпион. Я вижу его каждый день.
Реми подошел к стене с моими фотографиями и принялся рассматривать одну из них – ту, на которой я пересекаю финишную черту – с номером 06 на груди. А потом поднял руку и провел большим пальцем по моему лицу на снимке.
– Вы только посмотрите на нее, – сказал он с едва скрываемой мужской гордостью, и я сама не поняла, как соскочила с кровати и успела подойти к нему совсем близко, пока он не развернулся, оказавшись лицом к лицу со мной.
Он подхватил меня на руки и отнес обратно на кровать.
– Я же просил держаться от меня подальше, – с упреком сказал он, заправляя несколько выбившихся прядей волос мне за ухо.
– Я стараюсь. Просто совсем забыла. Привычка, ничего не поделаешь. – Я откинулась назад, прислоняясь к спинке кровати, и притянула его к себе.
– Ты должен уйти прямо сейчас, или я уже никуда тебя не отпущу, – прошептала я ему на ухо.
Он крепко прижал меня к себе на мгновение. А потом его сильные, крепкие руки плотно обхватили мою талию, он чуть отстранился и, наклонившись ко мне, поцеловал мне шею, втягивая в себя мой запах. Он никогда так много не обнюхивал меня, как в последние два часа. Вот и теперь он медленно и глубоко вдыхал мой аромат, затем так же медленно облизывал мне шею за ухом и мочку уха, пока я не почувствовала, что его ласки пронизывают меня до самого лона.
– Теперь, когда ты скажешь мне, что лежишь в постели, я буду представлять себе вот это, – пробормотал он, поднимая голову.
Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и, не желая усугублять ситуацию, поспешно кивнула, хотя и понимала, что ни за что на свете мне не удастся ничего от него скрыть.
Так и есть. Его глаза впились в мои, полные слез, и он отстранился.
– Я скоро вернусь, – прошептал он, поглаживая мою щеку своей большой шершавой ладонью, и я ненавидела себя за слезу, скатившуюся на нее. Он медленно улыбнулся мне, но улыбка не затронула его глаз. – Я очень скоро буду здесь с тобой снова, – повторил он.
– Знаю. – Я с досадой вытерла мокрую щеку, взяла обеими руками его руку и прижалась губами к его ладони, а затем согнула его пальцы в кулак, так, чтобы, хочет он того или нет, но мой поцелуй остался с ним. – Я буду ждать тебя.
– Черт возьми… иди ко мне. – Он снова сжал меня в объятиях, и все мои попытки сохранять спокойствие пошли псу под хвост, шлюз открылся, и я начала рыдать, заливая слезами его рубашку.
– Все будет хорошо.
Он беспомощно гладил меня по спине, сотрясающейся от мучительных рыданий. Все будет хорошо… я слышала его успокаивающие слова, но не верила ему. Ничего не хорошо! Да и как все может быть хорошо, если меня не будет рядом, когда я ему так необходима, а он необходим мне. У него опять может наступить «черный» момент, и Пит снова засадит ему в шею это дерьмо. Что-то может пойти не так во время боя, и они не скажут мне об этом, потому что не захотят тревожить меня, боясь, что я могу потерять ребенка. Я чувствовала себя сейчас слабой и беспомощной, в то время как больше всего в жизни мне хотелось быть сильной и независимой. Но я глубоко и бесповоротно влюбилась. И теперь мною руководила одна только любовь – любовь к человеку, голос которого звучал для меня громом, когда он всего лишь что-то шептал мне на ухо, человеку, который пах мылом, им самим и соленым безбрежным океаном и который держал меня в самых сильных и надежных объятиях на свете. Когда эти объятия исчезнут, весь мой мир исчезнет вместе с ними.