Ты будешь моим!

Невольно вспоминаю, как она хотела их отрезать, находясь в Париже. Чудом удалось ее отговорить. Точнее, в самый последний момент, схватив за локоть, вытащить ее из салона красоты.

— А разве мы куда-то торопимся? — тихо отвечает моя девочка и пальцами водит по витиеватым узорам татуировки.

А ведь она права, нам некуда торопиться, а до конца рабочего дня еще почти четыре часа. Антошку забрать еще успею, возможно, даже и Слава согласится составить мне компанию. Правда, меня волнует то, что она слишком впечатлительная, и я не представляю, как она себя поведет, узнав нашу историю. Мы родились в семье, где понятие родственные узы были заменены бутылкой водки.

— Это было полгода назад, подвернулся отличный заказ. Я не мог отказаться, слишком выгодное предложение оказалось, — прикрываю веки, снова погружаясь в тот кошмар, что пришлось почувствовать вновь. — Я должен был лично проверить, как работает программа. Гипермаркет просто огромный, и я хотел лично убедиться, что проблем не будет. Все сделав, я поехал домой и по дороге попал в пробку. Как назло, захотелось пить, и, оглянувшись по сторонам, я узнал свой район, в котором когда-то жил. Не знаю почему, но я свернул на ближайшем светофоре и поехал в магазин, а там…

«После тяжелого рабочего дня чудом вспоминаю, в какой стороне находится нужный отдел. Оказавшись на месте, беру первую попавшуюся бутылку воды и направляюсь к кассе, оплачиваю свою покупку, и уже находясь почти около двери, слышу знакомый голос, принадлежащий старушке. Оборачиваюсь и, не веря своим глазам, понимаю, что улыбка сама появляется на моем уставшем лице.

— Лешенька, ты ли это? — позади меня стоит баба Аня и, приложив ладони груди, тихо всхлипывает.

— Здравствуйте, баба Аня, — подхожу к старушке и искренне улыбаюсь. Про таких, как она, часто говорят “божий одуванчик”, только вот молчать она не может, когда ее что-то не устраивает. Я, правда, рад ее видеть, она одна из немногих кто относился ко мне без жалости, зная, как я это не люблю (возможно, просто скрывала это хорошо). Перевожу взгляд на женщину, которая стоит рядом, и узнаю в ней старшую дочь бабы Ани, — Здравствуйте, Тамара Константиновна.

— Ох, а я думала, не узнаешь меня. Как ты, Лешенька? — она осматривает меня с головы до ног восхищенным взглядом и качает головой, совсем не веря, что парень из неблагополучной семьи добился таких высот.

— Все хорошо, — говорю как есть, не вдаваясь в подробности.

Я считаю это лишним. Все-таки баба Аня просто соседка по лестничной клетке, и я не обязан делиться с ней или с кем-либо подробностями своей жизни. Это только мое дело и так уже на протяжении многих лет.

— А там все плохо…они же пьют, не переставая, — слова бабы Ани заставляют стиснуть челюсть, отвернуться, и сжать руки в кулаки.

Столько лет прошло, а детская обида на (недо)родителей до сих пор во мне живет. И самое странное и, наверное, постыдное для любого ребенка — я не хочу их видеть, не хочу знать, как они живут.

— Не надо о них, пожалуйста, — произношу глухо, желая как можно скорее прекратить этот разговор.