Вся краска сходит с моего лица, и я отступаю, машинально впуская папу в квартиру, и пытаюсь сообразить, что ответить на его вопрос, вот только папа не дает мне времени собраться с мыслями и едва входная дверь захлопывается, пространство вокруг вспарывает его упрек.
— Ты хоть понимаешь, что будет, если твой жених об этом узнает? Я не думал, что ты такая глупая, Ангелина, ей Богу!
— Папа, я…
— Ты обвела вокруг пальца охрану, сказала, что пройдешься по магазинам, а сама побежала на свидание! Отвечай мне!
Папа никогда не повышал голос, раньше одной интонации хватало, чтобы привлечь мое внимание, поэтому сейчас, когда я слышу его крик, невольно сжимаюсь, втягивая голову в плечи. Хочется сжаться, убежать, спрятаться под одеялом и там разрыдаться, но я беру себя в руки и стискиваю кулаки, прочищая горло.
— Это один мой знакомый.
— Знакомый!? — в ушах звенит от крика и я делаю шаг назад, инстинктивно задержав дыхание. — Знакомый, который разъезжает на черном внедорожнике без номеров?
Отвожу взгляд, и это как признание вины заставляет папу победно сверкнуть глазами.
— Так меня подставить накануне свадьбы! Ты совсем с катушек слетела?
Его слова как пощечины бьют наотмашь, и я вздрагиваю от сквозившей во взгляде злости. Слезы отчаянья подступают к глазам, и я не выдерживаю, разворачиваюсь и убегаю из гостиной, только бы подальше от упреков.
Ноги несут меня в комнату для гостей, хотя это не лучшее место в квартире, чтобы скрыться, но видимо я инстинктивно ищу защиты у своего соседа, которого сама же выставила вон.
Глупо.
Но отец не унимается, его мое бегство только раззадорило, он продолжает сыпать ругательствами, которые летят мне в спину острыми стрелами.
— Моя дочь, а ведет себя как базарная девка! Ты хотя бы понимаешь, что будет если… — тут он замолкает, и меня как ледяным душем окатывает понимание. Но я ничего не успеваю сделать, сердце ошибается на удар, а воздух с шумом рвется из горла, когда я вижу, как папа подходит к кровати и смотрит на окровавленную простынь. — Это…
Теперь и у него пропадает дар речи, а я понимаю, что если решилась, надо идти до конца, другого шанса может и не представиться.
— Я больше не девственница! — мои слова вырываются сиплым шумом, и я чувствую как лицо и шею заливает краска стыда. — Я переспала с мужчиной.
Папа так резко поворачивается ко мне, что я невольно отшатываюсь и делаю шаг назад. В глазах напротив столько злости, что становится по-настоящему страшно.
— Это он? — тычет пальцем в сторону кровати и смятой простыни, продолжая испепелять меня взглядом. — Под него ты легла, под того парня?!
Хочу ответить, но горло сжимает от обиды, невыносимо видеть эту ненависть в знакомых с детства глазах.
А ведь это он, мой папа, тот самый мужчина, что воспитывал меня.
Не могу сдержаться и смаргиваю слезы, но не помогает, в глазах все плывет.
— Папа…
— Не смей! — обрубает и я всхлипываю, больше не пытаясь держаться. — Не смей мне врать! Ты! Подумать только: дочь уважаемого человека,
Боль прошила щеку так ярко, что я опешила и оглушенно отступила, хватаясь за ушибленное место.
— Такая же подстилка как твоя мать! Так и знал, что этим кончится…
Папа. Родной папа ударил меня?
— Одевайся, ты сейчас же переезжаешь домой! — ни капли раскаянья сплошной приказной тон и нотки ярости. — А потом в клинику, договорюсь, чтобы тебя зашили без лишнего шума и огласки. Подумать только моя дочь, — он все еще словно не верил, — шлюха.
Выплевывает ругательство, и я еще громче всхлипываю, держать за пылающую щеку.
— Я думал, ты достаточно взрослая, чтобы не поступать неосмотрительно, — голос пропитан упреком, от которого меня начинает подташнивать. А может это от страха. — Ошибся. Ты меня опозорила!
Плюет на пол, словно сам невольно испачкался от одного только моего присутствия, а я не могу прекратить дрожать и всхлипывать держась за щеку. Всклокоченные волосы застилают лицо, липнут к мокрым от слез щекам, а в горле стоит ком, который никак не удается сглотнуть.
— И только попробуй, дрянь, проговориться жениху, что ты уже пользованный товар! Я лично сверну твою шлюшью шею, тебе ясно?! — С этими словами он хватает меня за запястье и тащит к выходу, не обращая внимания на мою истерику.
И сквозь пелену отчаянья в мозгу проступает вопрос.
Во что я ввязалась?
26
С той минуты как папа вытолкал меня из моей теперь уже бывшей квартиры, жизнь завертелась как барабан револьвера, с единственной пулей. Вот только у меня было жуткое убеждение, что мне «повезет» и выстрел станет летальным, правда с небольшой задержкой, ведь на курок я нажала сама в тот момент, когда вошла в комнату для гостей в одном лишь халате на голое тело. А может раньше?
Папа запихивает меня в свою машину и гаркнув охране, чтобы ни на минуту меня не оставляли, отдает приказ отвести меня домой.
Как только меня привозят домой, Дима, начальник папиной охраны лично провожает меня в мою комнату и при мне ставит у дверей своих парней, чтобы следили за мной и не позволяли шататься по особняку.