Ты была совсем другой: одиннадцать городских историй

И вот уже больше года Олег мыкался, надеялся, может, вернется, опомнится – ведь нельзя же так? И дом трехэтажный берег, и сад не продавал, обрабатывал из последних сил, хотя никому он больше был не нужен, дети – три дочки! – учились кто где, только младшая еще жила в городе, заканчивала в этом году школу, но осталась с мамой, и точно уж было ей не до смородиновых кустов.

– Так ты любил свою жену?

– Что значит любил? Я ее до сих пор люблю. Одну ее и любил всю жизнь. Остальное всё – не всерьез, так, для самоутверждения, что ли…

– А я? Я? – не выдерживает она. Хватается за бокал с водой, делает глоток.

– Ты? Хорошая… Не с каждой же я…

Люсе кажется: ее убивают. Уже убили, вот здесь, прямо в ресторане, растворив в бокале смертельную дозу мгновенно действующего яда.

И уже из-за полога смерти она смотрит на него, и все-таки ждет, ждет, не добавит ли еще хоть слово. Но Олег задумался и молчит, словно вспоминает что-то.

«Я должна отлучиться», говорит она тихо и идет в следующий просторный зал, и выходит на улицу. Вот и такси, 3 лари, гостиница рядом.

За окном истекает огнями разгоряченный чужим весельем город, шумят рестораны с туристами. Темные островерхие храмы замерли в предпасхальной тишине, она глядит, не видя, не понимая, словно против воли погружаясь в новое знание все глубже.

Так вот зачем ему это! Зачем ему она. Чтобы хоть как-то залатать тоску по жене, которую любит до сих пор. Вот и все. Проще не придумаешь. Что тут такого? Но перенести это невозможно, нет.

Машина останавливается у гостиничного крыльца. Люся отсчитывает монетки. «Минутку, сейчас только чемодан захвачу и в аэропорт, довезете меня?» Таксист, спокойный, огромный, с животом, подперевшим руль, кивает: нэт проблэм!

В номере она срывает с вешалок платья, бросает в чемодан, не забыть зубную щетку, зарядку из розетки, ночную рубашку из-под подушки достать.

Под подушкой лежит съежившийся белый бутон. И как ни спешит, удержаться она не может, жадно нюхает его снова, различает знакомый запах, только слабее, чем утром – огурец, свежескошенная трава.

Глядит на мобильный с отключенным звуком – все это время Олег звонил, все 20 минут разлуки, и звонит сейчас, Люся нажимает на трубочку из чистого, холодного любопытства, слушает, отодвинув от уха телефон, все и так слышно: Олег кричит.

– Люсь, ты где? Люсь, я знаю, прости. Я уже не смогу без тебя. Понимаешь? Люсь, ты другого такого не найдешь, слышишь? Ты где? скажи! Где тебя искать, скажи мне!

Она слушает еще, нажимает отбой, вырубает мобильный вовсе, отбрасывает его подальше, снова подносит к лицу белую цветочную тряпочку, внимательно вдыхая прелый запах, точно надеясь найти подсказку.

Окидывает взглядом комнату – вышитые черно-красными узорами коврики на диване и табуретках вокруг низкого столика, лохматый букет сирени в графине (вазы в гостинице не нашлось), темно-зеленая ветровка Олега, повисшая на спинке высокого стула, не взял с собой – тепло, на столе его железные очки – для чтения, развивается дальнозоркость, бывает и у суперменов, да. У кровати два белых гостиничных тапка, таких глупых и уже родных.

Но что, что ты хотела? Пусть так, пусть такой, да хотя бы ради того, чтобы иметь, кому сказать «родной мой», «ты самый лучший». Господи, какая разница, кто этот «ты». Главное – он живой, у него есть тело, мышцы, и сердце, и глаза, но и жизнь прошлая тоже есть, куда без этого… Она думала растерянно, что успела понять про него, какой он – и понимала: ничего. Одни обрывки, вырос в захолустье, на железной дороге, потом приехал учиться в большой город, по образованию физик, работал полжизни в НИИ, затем перестройка, бизнес, общественная деятельность, но какая? Чего он хотел? Власти? Однажды она спросила его: зачем тебе это? Работа в администрации. Он откликнулся сразу же: надеюсь изменить нашу жизнь! И тут же, замазывая, произнес какую-то очередную шуточку, про жизнь и клизму. Романтик, так и остался романтиком, ну и что? Мелькнула тень Илюши, легкого, гибкого, артистичного, совсем другого, да, Илюша, конечно, был потоньше, поинтереснее, и его она любила именно за то, какой он есть, а не потому что нужно ж было кого-то, но где тот Илюша? Может, и русский уже забыл.

Люся снова выходит на балкон, кричит вышедшему покурить таксисту: не сумею в аэропорт, простите! Таксист запрокидывает голову – «нэ проблэма!», докурив, садится, трогается.

Люся провожает взглядом его белую машину, смотрит в ночь, гор не видно, видны только огни, огонечки. Где-то вдали одиноко, гулко ударяет колокол. Она думает рассеянно: подожду в гостинице, никуда не денется, сейчас приедет, вернется домой, не буду звонить.

Паяцы

Слишком поздно заметив поворот, Валера быстро повернул руль – и ощутил теплый ветерок на затылке. Выдохнул Роберто, сидевший на заднем сиденье.