Ты была совсем другой: одиннадцать городских историй

Два оставшихся от его командировки вечера они провели вместе, первый, ненасытный, в его номере, туда же заказали и ужин, суп лососевый, пирожное ее любимое, шоколадное, на второй день Олег повез ее в ресторан, в котором Люся была лишь однажды, на шумной свадьбе Вики Найденовой, после этого побывавшей замужем еще дважды – с тех давних пор здесь многое переменилось. На стенах висели теперь медвежьи и заячьи шкуры, в углу стояло чучело оленя, рядом низенькая фигура эвенка в национальной одежде, над самой ее головой торчал охотничий рог. Заказали фирменное блюдо – пельмени с олениной под соусом из брусники, говорили про здешний холод, про что же еще, и про охоту. Олег оказался охотником, охотился, правда, не на медведей, на фазана и утку в основном – так и говорил, в единственном числе, и травил байку за байкой. Он и культуризмом увлекался, даже в соревнованиях участвовал, и вроде как большой человек был на своем местном уровне, но насколько большой – не сказал. Люся и не расспрашивала. Слушала его истории, опрокинула за компанию сто грамм и думала: послезавтра уедет, не увидимся уже никогда, и пусть, удачная в этот раз у тебя вышла охота, и мне понравился ты.

Получилось почти не хуже, чем с Ильей, беспутным ее прежним другом. Познакомились на занятиях по английскому, который сама же и вела – приезжала два раза в неделю в их компанию по организации корпоративов. Илья в этой компании был мозгом, его называли «вундеркинд» – он действительно был одним из самых молодых там сотрудников, 23 года! его любили. Он умел стать своим в любой компании, и все ему давалось: он и пел, учился оперному пению, да бросил, и стихи сочинял шутливые, такие смешные, и сценарии праздников умел придумать под любой заказ как никто… За что понравилась ему она? Непонятно. А когда спрашивала, за что же, ведь все девчонки были его, – Илья откликался загадочно: «за безответность». Да, она действительно смотрела ему в рот, восхищалась каждым очередным его свершением, смеялась его стихотворениям взахлеб. Так они и просмеялись почти три года, она переехала в его квартирку, вот-вот собирались расписаться, как вдруг Илья затосковал, начал зависать на своих корпоративах до последнего посетителя и в конце концов сбежал в Норвегию, с концами – не подарив ей даже ребенка на память.

Семь лет Люся хранила ему верность, после него смотреть ни на кого не могла, и почти сразу после разлуки из чувства протеста поменяла работу, перешла из университета в гостиницу, лучшую в городе, на другие деньги, куда взяли ее за хороший английский… и незаметно приблизилась к возрасту, когда крем от морщин почти не помогает. С Олегом она развязала.

Но когда он улетел, и только из самолета отправил ей губки на подаренный им же телефон (как ни отказывалась, но «как же я фотки тебе буду слать»), а потом не написал ни строчки, ни смайликом не мигнул, ни в первый день, ни через неделю – почувствовала себя обманутой. Обманул! Когда смотрел по-человечески, когда говорил неслышимые ни от кого прежде слова. И не слушала возражений, в чем обманул, разве что-то обещал ей? Через неделю после его отъезда Люся заболела – в самые лютые морозы лежала с температурой, в полубреду, в обнимку с телефоном, ныряя из его объятий в убогую свою квартирку и неутихающую недоуменную боль: неужели так ничего и не напишет? И жадно гуглила его – ничего! Только три официальных строчки на сайте администрации его города-миллионника. Не маленьким он там был человеком, но и не слишком большим.

Однако нужно было работать, и она выздоровела, вернулась за знакомую стойку и в прежнюю жизнь, загнав, затоптав всю эту историю подальше. А потом вдруг получила поздравление на Восьмое марта. «Любимая! С праздником! Оставайся такой же красивой, женственной, ласковой! Соскучился – не могу. Как тебе Будапешт, едем на четыре дня? Через три недели, делай паспорт-визу скорей, расходы – не вопрос». А ей что Будапешт, что Париж – и в России-то бывала только в Петербурге да у бабки с дедом – под Дивногорском, ездила одними и теми же дорогами изо дня в день.

2.

Будапешт встретил их во всей своей имперской, чуть истертой роскоши, но проступавшую ветхость скрадывал мягкий солнечный свет. Поднимались на гору в замок, парились в купальнях, здесь Люся увидела наконец Олега целиком, с головы до ног, издалека, и любовалась его телом – да ты у меня совсем молодой! «Я хочу жить вечно, знаешь? – улыбался он, глотая, а, значит, разрешая это вот «у меня»! Бродили по зеленому ковру у погруженного в собственный внутренний свет, словно празднующего неведомое торжество парламента, и в парламент записались на экскурсию – Олег только морщился и снимал на мобильный: покажу дома нашим депутатам, как люди живут!