Ты для меня?

— Я смутно помню первый год, без тебя, — задумчиво поделился Герман, когда они обессилено развалились на кровати, пытаясь успокоить дыхание. —  Институт. Нескончаемая вереница женщин. Постоянный хмельной угар. Я сильно запил, Мелкая. Очень сильно! Тогда отношения с Глебом и испортились. Впрочем, все понимаю. И не виню. Сопляку было стыдно за вечно вдатого мажористого братца. Не по годам серьезный рос. И правильный. Частенько шмон в моей спальне наводил, выискивая запрещенные препараты, и угрожая рассказать все родителям. Однажды…нашел. Выхожу из душа, он сидит на моей кровати. Плачет! Смышленый пятнадцатилетний мальчишка рыдает, как девочка. Представляешь? А в руках, пакет с насваем держит. Как меня увидел, аж затрясся весь от праведного гнева. А в глазах…столько боли. Из-за меня! Затем, демонстративно разорвал упаковку, как тот тузик грелку, специально рассыпая содержимое по полу. И удалился, громко хлопнув дверью. Высказал свою позицию, таким вот образом. Как же я благодарен ему за это! В тот миг произошла тотальная перезагрузка сознания. Сам, по сути, и охр*нел, от того, что вытворял. Испугался. Жутко стало. К тому времени как раз окончил первый курс, тут же взял академический отпуск на год, и ушел в армию. Родители конечно в шоке были, но возражать не стали. Как вернулся, учебу возобновил. А чтобы на очередные «подвиги» не тянуло, параллельно начал изучать вторую профессию…

Валерия перевернулась на бок, и обвила руками мужской торс. Удобно устроила голову на плече Давыдова, принялась чертить пальчиком незатейливые узоры на его покрытой порослью темных волосков груди. Видимо из области бессознательного, но ей нравилось.

— Что было потом?

— Кхм!

Мягко убрав с себя ее руки, мужчина резко сел в постели. На Леру смотреть избегал, однако рассказ продолжил. Явно через силу. Но, тем не менее…

— Перестал тр*хать все, что движется. Один хр*н, вытравить тебя из мыслей не выходило. Понял — овчинка выделки не стоит. Смирился. Привык на их месте тебя представлять, в момент разрядки. —  Горький смех. Ядовитый. —  Только кое-что покоя все равно не давало, прочно в голове засело. Я панически, до гр*банного помешательства боялся, что однажды меня…вновь потянет на…на девочек твоего возраста. Малолеток, короче говоря. Доказывая самому себе свою «нормальность» целенаправленно искал дамочек «постарше». Кто ищет, тот всегда найдет. Однажды в клубе познакомился с Еленой. Мне тогда исполнилось двадцать. Ей —  тридцать пять.

Валерия едва на кровати не подпрыгнула. Кое-как сдержалась, чтобы спокойно и более-менее грациозно, последовать примеру Германа — просто сесть. Даже не пытаясь скрыть изумление, выдохнула:

— Так много? Пятнадцать лет…

Неопределенно повел плечами:

— Она отлично выглядела. Эффектная. Женственная. Сексуальная. Многому научила меня в постели, нужно отдать должное. Любила удовольствие. И дарить. И получать. С ней я забывался, Лера.

Ревность —  лютая, безумная —  точно ядом опалила внутренности.

Забывался…значит, про нее забывал? С ней?

— Раз она такая вся замечательная, и расчудесная, — зашипела подобно кобре, готовой к броску, — почему же в свои годы была никому не нужна, кроме как, едва оперившемуся парнишке?

На сей раз Герман странно хмыкнул:

— От чего же? На тот момент Лена состояла в законном браке около семнадцати лет. Выскочила замуж, в восемнадцать. Если не путаю.

Черт! Это предел.

Валерия все же вскочила на ноги, и принялась нервно вышагивать по комнате. Ее словно в чан с кипящим маслом окунули. Параллель проведенная с собственным прошлым, заставила желудок болезненно сжаться.

Кругом одна ложь. И предательство!

— И ты…ты знал?

— Конечно! —  Невозмутимо. Невозмутимо, мать его! — В их семье существовали огромные проблемы, и да, она изменяла супругу. Можно сказать, мстила по-своему. Так что, нас обоих устраивали подобные отношения, и довольно частые встречи.

— Да, за что? —  Как ни старалась держать эмоции в узде, перешла на крик. —  За что можно мстить столь подлым образом, собственному мужу? Это…да, это…

— Лера, успокойся, и подойди ко мне!

Глубоко вздохнула. Лишь до десяти досчитав, приблизилась к Давыдову, который тоже успел подняться на ноги.

— Он был эгоистом и тираном.— С невероятным трепетом, Герман опустил свои ладони на девичьи плечи. Слегка сжал. —  Дважды силой отправлял жену делать аборт. В последний раз, что-то пошло не так. В итоге, абсолютное бесплодие. В двадцать пять-то лет!

Сквозь нее, точно двести двадцать пропустили. Прямо по сердцу полоснуло. Не отдавая отчета собственным действиям, начала дергаться, пытаясь вырваться. Но, держал мужчина крепко. Сжимал, отрезвляя. Усмиряя. Явно собирался донести до нее информацию в полном объеме.

Зачем? Зачем он говорит ей это? Зачем ей знать?