– Я… – что я? Не оставлю тебя, если ты забеременеешь? Дам денег на аборт? Буду рядом, когда будешь рожать? Что сказать? – Мне жаль, что это произошло так…
Ника молчала, и одинокая слезинка снова скатилась по ее щеке. Мое сердце разрывалось, и я обнял её, притягивая к своей груди. Малышка не противилась, и позволила притянуть себя ближе, а потом, доверчиво прижавшись ко мне, снова заплакала.
– Чего ты боишься? – спросил, безотчетно касаясь ее макушки губами, вдыхая тонкий аромат нового года и нежности. – Почему плачешь?
Ника долго молчала, продолжая кутаться в мои объятия, и я уже решил, что она не ответит, но тонкий голос нарушил тишину ванной.
– Я не хочу детей, – замолчала, а я почему-то ощутил непреодолимое желание ее встряхнуть и заорать, что у нее будут самые прекрасные дети на земле. У нас будут… – Если я забеременею, никогда не решусь на аборт, и тогда ты как настоящий мужчина женишься на мне, и будешь винить меня всю оставшуюся жизнь, что испоганила твою молодость. Ты никогда не скажешь, но будешь молча меня корить, а я буду чувствовать вину за эту беспомощность перед абортом.
Что? Что вообще?
– Ника…
– Не надо, Стас… – обрубила, не давая больше произнести ни слова. – Я знаю, каково это, когда двое не могут разобраться в себе, но продолжают вместе жить. Начинаются ссоры, и в конечном итоге страдают дети. Поэтому я не хочу замуж, и не хочу детей. Не хочу причинять боль… так же, как причиняли боль мне.
– Но с чего ты взяла, что ты причинишь боль? – заглянул в глаза Нике, хмурясь, потому что не понимал. – И почему решила, что мы…
Ника опустила взгляд, и тот утонул в пространстве.
– Мои родители разводились, когда мы с сестрой были детьми. Папа обвинял маму в измене, орал, что она испортила ему жизнь, и подал на развод, – она горько усмехнулась, и у меня внутри все оборвалось от мысли, что от этой ухмылки веет могильной безнадежностью. – Отец считал, что я не его дочь. Что мать изменила ему с другом и забеременела мной. Он не замечал меня все детство, раздражаясь, когда я пыталась навязаться ему, не понимая, почему он отталкивает меня, а сестру носит на руках.
Сглотнул ком в горле, но это не помогло.
– Я не знала, почему он избегает меня, и старалась заслужить его любовь: приносила домой дневник с пятерками и бежала показывать ему, но он едва смотрел в мою сторону. Когда в школе были конкурсы, я занимала призовые места и несла награду ему, мечтая доказать, что вот она я, достойная его любви, но он лишь морщился и уходил. К Маринке. Ей позволялось все: любые игрушки, любые капризы, все, потому что она была папиной дочкой. А я ею не была.
Ника замолчала, а я пытался поставить себя на место ребенка, которого не замечали. И мне почти удалось. Ведь мой вечно пьяный батя и разгульная мать едва ли уделяли мне больше любви, чем отец Нике. Но все изменилось, когда дядя Леша взял меня к себе в семью. И тогда у меня появился настоящий дом, куда хотелось вернуться.
– А что твоя сестра? Она знала о причине? – стиснул Нику чуть сильнее, притягивая ближе. Она такая хрупкая, и так удобно умещается на моих коленях. А внутри нее, возможно, уже зарождается новая жизнь…
– Она была моим спасением. Хотя мы были детьми, она видела, как отец себя ведет и, наверное, понимала, почему. Объяснить мне не старалась, просто делала все, чтобы оградить меня от всего дурного. Марина заменила мне родителей…
Она хотела сказать что-то еще, но ее горло перехватило, и Ника снова заплакала.
А я задался вопросом: неужели Ника не отдает себе отчет, что безумно ревновала сестру к отцу и, возможно, тихо ненавидела её всю жизнь. Теперь все встало на свои места. Эта ненависть была глубоко спрятана в ее сердце, и нашла выход, когда сестра отбила у нее еще одного мужчину, любви которого Ника стремилась добиться. Отбила Никиту.
Глаза предательски зажгло, и я уткнулся в шелк волос с ароматом мандаринов и вдохнул, чувствуя себя так, словно по мне прошелся каток и раздавил к чертям собачьим. Она не сучка, не стерва, пытавшаяся сорвать счастье сестры.
Она девочка, которую не любил самый главный мужчина в ее жизни. Её отец.
Не знаю, сколько мы просидели в ванной, но когда Ника успокоилась и мой пульс пришел в норму, за окном уже была глубокая ночь. Обнаружили это, когда вышли из комнаты в погруженный во тьму коридор. Ника взяла полотенце и снова скрылась за дверью, а я вернулся на кухню и налил себе еще конины.
Зачем напивался? Питался заглушить внутренний голос, кричащий о том, что нужно все ей рассказать? Нет. Только не сейчас. Она слишком подавлена, чтобы выдержать известие о том, что мы с Никитой братья. И что я знаю ее сестру.
Перевел взгляд на небо за окном. На нем не было ни одной звезды. Только непроглядная тьма черных облаков, заслоняющих луну, кажущаяся пустотой. Точно такой же, что царила в моей душе.