Ты должна была знать

– Не знаю. Может, да, а может, нет. И вообще, трудно сказать, что для таких людей, как Сакс, означает «заботиться». – Шарп откусил еще один большой кусок сэндвича и принялся жевать точно жвачное животное. – Во всяком случае, на коллег вашему Джонатану было глубоко плевать. О них-то он не заботился. Говорю же, любил всякие драмы, всякие свары… Двигал по доске, точно шахматные фигуры, стравливал друг с дружкой. Станет скучно – возьмет да и передаст одному врачу, что другой какую-нибудь гадость про него сказал. Или распустит слух про чью-нибудь интрижку. По большей части врал, но может, иногда и правду говорил. Кто теперь разберет? В команде работать не умел, идти к общей цели был попросту неспособен. Особенно если в команду входил человек, который Джонатану не нравился. Вашему мужу многие не нравились… А о пациентах заботился, потому что с этого было что поиметь. Сколько труда тратил, чтобы с родителями отношения наладить! Все только диву давались. Бывало, и коллег тоже пытался очаровать, если в этом была какая-то выгода. А когда пользы для себя не видел, вообще внимания на человека не обращал, даже если каждый день видел. Да и зачем – стараешься, стараешься, а выгоды никакой! Только он таких людей не замечал, а они его – очень даже. Надо сказать, интересно было наблюдать за его приемчиками. И за тем, как он старается поддерживать маску и изображает из себя добренького. Простите, что не в психологических терминах – у вас это явление, наверное, как-нибудь называется, – немного подумав, прибавил Шарп.

Действительно. Однако Грейс поняла, к чему он клонит.

– И эти люди замечали многое. Все неприятные проявления. Как Сакс отпускал колкие комментарии, как игнорировал коллег. Если созывают собрание, а Сакс думает, что ему там делать нечего, и злится, что его заставили прийти, – возьмет да начнет вставлять палки в колеса, причем просто из вредности. Собрание от его выходок, наоборот, еще дольше затягивается. Никогда не понимал, какой в этом толк. Да и коллег на сорта делить – не самая удачная идея. Попробовал бы дружить со всеми, не стали бы за ним следить и ждать, когда проколется. Это Сакса и сгубило.

Шарп сделал паузу и сунул вилку в сыроватую бумажную тарелку с салатом кол ело. Когда Шарп поднес вилку ко рту, с нее капало.

– В первый раз мне про его интрижку доложил рентгенолог. Вызвал Сакса к себе в кабинет, а он – сама любезность! Жаловался, что в семье проблемы, просил никому не рассказывать, чтобы по больнице сплетни не пошли. Клялся, что они с этой женщиной уже расстались. – Шарп положил вилку и, упершись обеими руками в стол, принялся барабанить по столешнице пальцами, будто исполнял на пианино сложную пьесу. – А потом – бац! Еще одна интрижка, на этот раз с медсестрой. Я говорю: «Уж поверь, ни малейшего желания не имею лезть в твою личную жизнь. Меня твои дела не касаются. Только сделай одолжение, не заводи любовниц в больнице». Согласитесь, требование справедливое. Джонатан каждый раз извинялся, принимался оправдываться, говорил, что больше такого не повторится. А один раз вообще заявил, что какая-то женщина его преследует, покоя не дает, на шею вешается. Даже совета спросил, что с ней делать. В результате всю встречу изучали на этот предмет больничные правила и обсуждали, стоит ему подать на эту навязчивую особу жалобу или нет. Тут Джонатан взял да заявил, что я для него – пример для подражания и, если он когда-нибудь дослужится до моей должности, постарается быть таким же хорошим начальником, как я… В общем, полная чушь. Но невольно сидишь и слушаешь развесив уши. Короче, в тот раз Сакс все уладил – во всяком случае, больше я от него про ту женщину не слышал. А потом – что бы вы думали? Закрутил роман с Реной Чанг. Доктором Чанг. И снова проблемой пришлось заниматься мне. Ее начальство пришло жаловаться. Но на этот раз вызывать Сакса в кабинет не пришлось – Рена Чанг уволилась. Уехала куда-то на юго-запад. Кажется, в Санта-Фе.

«Нет, в Седону», – вздрогнув, подумала Грейс.

– Слышал, у нее ребенок родился, – прибавил Робертсон Шарп-третий.

– Извините, – вежливо проговорила Грейс. И только услышав собственный голос, поняла, что что-то сказала. Потом вскочила со стула и нетвердым шагом побрела в туалет. Там села на унитаз и опустила голову между колен.