Из кабинета вышел Царев. Он стоял возле дверей, закинув руки в карманы брюк. Склонил голову на бок и наблюдал за Дашкой, нагло скользил по ней взглядом. Потом и вовсе вытащил телефон, навел камеру на девчонку и кажется, сделал фотографию.
— Что он… — озвучил вслух негодование Игорь.
— Царев сейчас типа Дашу сфоткал? — изумленно воскликнула Маринка.
Сашка снова сглотнул. Стиснул челюсти до хруста, руки в кулаки сжал. Чувство дежавю не иначе. Будто вернулся на два года назад. Будто ступил на дорогу, расправил руки и сам попросил сбить себя автомобилем.
Тем временем Илья подошел к Лисицыной, достаточно близко подошел. Она, наконец, оторвала взгляд от телефона и подняла голову. Он что-то сказал ей, Дашка в ответ улыбнулась. А дальше… дальше, словно дали под дых.
Царев протянул ладонь и аккуратно заправил прядь волос девчонке. Однако руку с ее лица не спешил убирать, она же в свою очередь его не спешила отталкивать. Выглядели они так… так… будто вместе. Словно одно целое, словно принадлежат только друг другу.
Надежда, на которую уповал Сашка медленно таяла, а на ее месте вырастала грустная реальность. Казалось, с каждой секундой он теряет нечто большее, чем эта самая проклятая надежда. Часть себя, наверное.
А потом коснулась тоненькими пальчиками его волос. Аккуратно поправила прядки, и смущенно так припустила ресницы. Никогда Лисицына так на Беляева не смотрела. Никогда.
В эту секунду что-то надломилось, что-то треснуло. И силы куда-то подевались, и желание воевать с бурей сошло на нет. Будто кто-то прошептал на ушко:
Сашка развернулся и быстрым шагом направился в другую сторону, свернул за угол, а напротив класса информатики остановился. Сердце прыгало, дышать было тяжело. Может и через силу он дышал. Странное ощущение. Как тогда, два года назад. Хотя нет. Сильней. В тысячу, нет в десять тысяч раз.
Словно стоишь один, держишь в руках частичку чужого человека. Вроде и выкинуть хочешь ее, вроде и отказаться готов, а нет, не получается. Потому что она сидит внутри, и заставляет продолжать испытывать любовь, желание подойти, схватить за руку и утащить куда-нибудь далеко-далеко. Приковать к себе наручниками.
Саша подошел к подоконнику, залез на него и запрокинул голову к потолку. Воспоминания всплывали одно за другим, заставляли сильней сжимать зубы. Будь он девчонкой, наверное, расплакался бы.
Хотя чего ожидать? Сам все сломал, сам все разрушил. Поздно понял последствия своих действий, поздно признался себе в симпатии. Поздно. Все произошло слишком поздно.
Вот вроде бы только секунду назад целый мир был в его руках. И вот он уже подобно самой безвкусной картине на аукционе, даже гроша ломаного не стоит.
— Дурак, — прошептал себе под нос Беляев.
Его амбиций, мужества и харизмы хватило на красивые слова, на невольные прикосновения, на настойчивые приглашения погулять, на бессмысленные звонки, которые оставались без ответов. Но почему же не хватило храбрости в нужный момент признаться в своем идиотском поступке, рассказать правду.
Извиниться, в конце концов. За боль. Ей наверняка было больно.
Почему же все это приходит в голову только тогда, когда ты теряешь человека. Когда ощущаешь каждой косточкой — она уже не твоя.
По щеке скатилась слеза. Сашка усмехнулся, но тут же смахнул ее. Ведь он мужчина. А мужики не плачут. Даже когда разбивается сердце.
Глава 30
Атмосфера в классе меняется в один момент. Теперь многие даже и голову поднять бояться. Потому что Илья здесь, потому что он всем сказал — я его девушка. Правда, не успеваю поблагодарить, да и в принципе что-то сказать. Приходится ответить на телефонный звонок, ведь с отцом мы редко разговариваем.
На негнущихся ногах кое-как выхожу из кабинета. Благо сейчас там царит покой и благодать. Можно не переживать о последствиях, хотя что уж переживать. Теперь я не просто девочка, на которую поспорили. Теперь я девочка Ильи Царева, самого обезбашенного парня в школе. До сих пор не верится, если честно.
Возле подоконника, наконец, беру трубку. Голос папы радостно приветствует меня, только почему-то становится грустно. Будто он теперь и не мой папа. Будто у меня вообще нет отца. Он продолжает рассказывать о своей новой семье, о друзьях, о работе. Приглашает даже на Новый год. Но все равно ощущение, словно я говорю с посторонним человеком.
— Милая, я скучаю, — спустя пару минут заботливо добавляет родитель.