— Да, — кивает, но не поворачивает голову в мою сторону. Будто старательно пытается избежать столкновения со мной.
— Даша, — зову ее шепотом. Она поправляет волосы, затем тянется к пеналу, копошится там в поисках то ли ручки, то ли еще чего-то.
— Лисицына, — наклоняюсь и едва не касаюсь ее уха. Вот теперь Дашка резко оживает, кидает на меня колючий взгляд, ну хоть какая-то реакция. Однако полагаю, все же что-то случилось. Просто говорить не хочет. Ладно, сломаем броню. Первый раз что ли.
— Царев! — настигает меня голос учительницы. Только ее сейчас для полного счастья не хватало. — Может и мне на ушко шепнете нежностей?
— При всем моем желании, я верный мальчик.
— Царев! — прикрикивает женщина, и бьет ладошкой по столу. Кажется, я умею знатно выводить из себя преподавателей. — Вы эти свои игры в любовь за школой оставляйте. На уроках нужно мозг включать, а не другие органы.
— Какие игры? У нас все серьезно. Хотите приглашение на свадьбу выпишу?
— Илья, — шипит Дашка, а потом и вовсе щепает меня за руку. Перевожу на нее взгляд, и как-то не по себе становится. Ощущение, будто я накосячил, только где и когда не ясно.
— Царев! К доске давайте-ка, — скалится учительница. Цокаю, но иду отвечать.
До конца урока мы с Лисицыной не разговариваем. Она делает вид, будто старательно пишет материал, потом типа читает параграф, короче примерная ученица. Не трогаю ее, хотя переживаю. Мало ли обидел кто. Я-то сам вряд ли мог, мы мило общались, девчонка улыбалась вовсю, хотя чего ожидать от женского пола. Настроение меняется в долю секунды. Полагаю, это нормально.
На перемене Дашка ковыряется в телефоне. На мои скудные попытки завести диалог реагирует как-то неоднозначно: то головой кивает, то угукает или агакает. Слова не вытащить из нее.
Народ продолжает поглядывать в нашу сторону. Но больше никаких шушуканий или смешков. Замечаю Наташку с Маринкой, которые тоже косятся, однако подойти не решаются. Ну и пусть. Романова гнилая натура, с такими вообще лучше не общаться. Вон подстать Саньку. Два сапога пара.
На большой перемене все же умудряюсь вытащить Лисицыну в столовку. Закидываю руку ей на плечо, притягиваю к себе, пытаюсь что-то говорить, но опять тухло. К счастью, хоть Дыня с Левчиком рядом. А то можно было бы вызывать ноль три. Человек говорит сам с собой — тема для очередного выпуска Камеди.
В буфете Дашка немного расслабляется. Нет, не из-за меня и моих попыток. Просто Ковалев с Левой начинают спорить, аж пена изо рта летит. Со стороны выглядит забавно, вот и Лисицына слега улыбнулась.
Я хотел уже подкатить с какой-нибудь пошлой шуточкой, но настроение моментально упало, стоило только заметить Беляева. Он остановился у входа в столовку, что-то сказал Игорю, но вперед идти не спешил. Меня при виде него накрыло, руки сжались в кулаки, честью стиснулась. Поэтому я просто вышел из-за стола, кинул сухое «скоро вернусь», и помчал к этому неДоПринцу.
Уже в проходе подхватил его за локоть, а Сашка и не сопротивлялся. Как будто ожидал такой реакции. Спокойно шагал, слова не сказал против. Совсем не похоже на него. В иной раз, мы могли сцепиться в любом месте. Беляев все же птица гордолюбивая, не позволял с собой так обращаться. А тут… удивился я короче.
Возле самого дальнего подоконника, напротив туалетов, останавливаемся. Саня поправляет кофту, отходит чуть дальше от меня, но почему-то голову не поднимает. Стоит весь такой скрюченный, разглядывает свои дорогие кроссы. Явно папочка позаботился.
— Что молчишь-то? — опережает Беляев, продолжая глазеть в пол.
— Думаю по морде тебе дать или на словах поймешь.
— Можешь по морде, — усмехается он. Поднимает, наконец, голову и наклоняет в бок. Тычет пальцем в скулу, намекая на место удара. — Влево или вправо хочешь?
— Не смей приближаться к Дашке, — сквозь зубы говорю требовательное предупреждение. Народ издалека поглядывает на нас, но если честно пофиг. Этим кроме зрелищ ничего в жизни неинтересно.
— Ты бить-то меня будешь? Или для чего мы суда пришли? Давай, — раскидывает он руки в разные стороны. — Только со всей дури, лады?
— Обкурился что ли?
— Илья Царев, которого я ненавижу, уже бы втащил. А ты что-то медлишь, — почти смеется Саня. Только вот по глазам вижу, что это больше на отчаяние похоже, чем на веселую шутку. Не сразу понимаю почему, да и как бы понял. Мы не друзья, мы друг друга бы со свету сжили. Неприязнь. Безумная непереносимость. И я даже поднимаю руку, сжимаю пальцы в кулак, замахиваюсь… но буквально в сантиметре от его носа останавливаюсь. А эта сволочь продолжает глумиться, как будто реально поехал крышей.
— Она тебе нравится? — вдруг озаряет меня. Беляев в лице меняется. Становится бледном, как мел, серьезным таким. Губы в нитку сводит, но тут же выдыхает тяжело, обреченно.
— Смеешься? — качает головой. — Ты бить-то будешь? Вон хотя бы для тех зевак, а то выходит зря они что ли пришли на шоу поглазеть?