Шоколадные рейсы вроде Барселоны выпадали нечасто. Инне в основном доставались путешествия по России и зарубежные с разворотом, когда за границей успеваешь сбегать разве что в здание аэровокзала. По Миланам и Парижам в их авиакомпании летают избранные, курорты тоже перепадают не всем. Если только случайно и иногда, чтобы обозначить наличие равенства. Хотя какое там равенство! Всегда были и будут дедовщина, кумовство, подхалимство. На них, родимых, и держится распределение благ, в данном случае сладких рейсов. Но Инна пока еще в своем выборе не разочаровалась и не кривилась, когда в наряде видела очередную «помойку» – так в их профессиональной среде называли короткие перелеты туда и обратно. Помойкой могли бы называться даже Мальдивы, находись они в часе от аэропорта вылета и без отстоя на островах. Потому как усилий тратится уйма, на обслуживание времени впритык, а оплата с гулькин нос. Но поскольку до аэропорта Мали лететь долго и, как ни крути, по санитарным нормам после такого длительного перелета экипажу полагается отдых, вой-ти в помоечный список Мальдивам не светит. Чего уж там. В парке «Северной Пальмиры» нет бортов, рассчитанных на такую дальность. Разве что если полетят с дозаправкой. Так что помечтали, облизнулись и летим в какой-нибудь Сургут, а то и ночной Москвой «наградят», чтобы жизнь медом не казалась.
Такие близкие рейсы, как в Самару, обычно бывают с разворотом. Едва успеваешь перевести дух, снова к станку. Но пару раз Инне довелось ночевать в Самаре. Вернее, в поселке Курумоч. Экипажи часто заселяют в гостиницы ближе к аэропорту, а они, как правило, находятся вне городской черты. И само собой, добираться оттуда до города, где из достопримечательностей лишь центральная площадь да набережная, отнюдь не просто. Но хоть что-то, все же лучше, чем гулять по поселку.
В Курумоче их разместили в двухэтажном пансионате, переделанном из допотопной советской гостиницы, приткнувшейся по соседству с типичными сельскими избушками, огороженными разномастными заборами. Их с коллегой Лизой ни свет ни заря разбудил скрипучий голос петуха. Лиза спала как убитая. Инна от неожиданности проснулась, поворочалась и почти уснула, но к петушиному пению добавились другие звуки: в ожидании утренней дойки требовательно замычала корова, ей в ответ залаяла собака и совсем близко, судя по всему, под окнами, что-то загромыхало. Инна отодвинула занавеску: так и есть – подсобные рабочие таскали на кухню тару из-под продуктов. На часах без четверти шесть. По местному на час больше. Все равно рано. Провалявшись без сна до восьми, Инна стала собираться на завтрак.
– В столовую идешь? – спросила Инна соседку по номеру, когда та открыла глаза. Лиза еще вчера говорила, что будет спать до обеда. Может, передумала? Елизавета не передумала и покидать пансионат не пожелала, как и остальные члены экипажа. Ничуть не расстроившись, Ясновская поехала в город одна.
Самара показалась Инне очень провинциальной. В облупленной мозаике фасадов, в разбитых с размахом, но ныне плохо ухоженных парках, в широких с заделом на будущее магистралях, в метрополитене, коим могут похвастаться отнюдь не все мегаполисы, угадывалась былая роскошь советских времен. И все же это был тот самый индустриальный центр из школьных учебников, купеческая обитель и запасная столица на случай войны. Волга с ее нарядной набережной и больше южный, нежели северный, колорит придавали Самаре очарование. Это была та самая Самара-городок из песни, несбывшаяся мечта Вострикова из «Двенадцати стульев». Самара незаметно прокрадывалась в сердце, чтобы остаться там тихой гаванью, куда мечтается приехать, чтобы отдохнуть от суеты.
В пулковскую эскадрилью «Ангары» Огарева перевели на удивление быстро, не прошло и двух недель. На холостую ногу переезжать просто – взял гитару, подпоясался да в путь. Нашел квартиру в авиагородке – старый фонд и ремонт на троечку, но ему, привыкшему к спартанским условиям, сгодилась. Потом, когда осмотрится, можно будет подыскать что-нибудь лучше.
– Привет, Алена. Я перевелся в Питер, – сказал Дмитрий не без волнения, когда она приняла вызов после продолжительных гудков. Он ей позвонил сразу же, как только бросил вещи в своем новом жилище.
– Привет, – небрежно произнесла она.
– Давай встретимся.
– Не стоит, Дима.
– Ты не одна?
– Одна, – не стала набивать себе цену девушка. – Но это неважно. – По ее ровному тону Дмитрий понял, что все кончено.
– Может, подумаешь? – догорали остатки надежды.
– Ты прости меня, наговорила тогда сгоряча, – запоздало принялась раскаиваться Алена, и Огареву показалось, что еще есть шанс.
– Ты меня прости.
– Останемся друзьями, – фраза жестокая, бьющая по самолюбию и означающая бесповоротное «нет».
Площадь Победы, одинокий вечер в баре среди чужих голосов и силуэтов. Почти интимный полумрак и безуспешные поиски ответа на дне бокала. Дима не мог понять, что он сделал не так? Алена хотела в Петербург, он перевелся. Вот и пойми этих женщин!