Ты и небо

Алена почувствовала острую тоску по своей прежней петербургской жизни. Через завесу воспоминаний картины прошлого выглядели лучше, чем были на самом деле. Алене часто вспоминалось, как она выходила из дома во двор-колодец на улице Некрасова и неторопливо шла по тихим историческим улочкам в сторону Невского. Там в любое время суток кипит жизнь. Туда она не раз срывалась, поддавшись сиюминутному настроению. Бывало, выходила в ночи, набросив поверх домашней одежды один лишь плащ. Разгуливай она хоть в пижаме, никто не осудит – там никому до посторонних нет дела, а если кто ее и разглядывал, то любой прикид списывал на индивидуальный стиль. Алена добиралась до Невского быстро и легко, незаметно для самой себя – каких-то десять минут, и она уже среди огней и витрин. Она ныряла в жизнь, наполненную уличными музыкантами и вечным движением, вливалась в поток и, погруженная в свои мысли, шла в сторону Адмиралтейства, чтобы, миновав Дворцовую площадь, постоять на набережной, вдохнуть илистый запах Невы, провести ладонью по ее шершавому граниту и спящими переулками вернуться назад. Дома, едва раздевшись, упасть в постель, стирая грань между недавней явью и предрассветным сном.

Алена любила после работы размеренным шагом идти по улице Маяковского в уютное кафе на углу. Там пила лавандовый чай с апельсиновым суфле, задумчиво глядя в мутноватое мозаичное окно. Алена не чуралась уличных знакомств – это Питер, и это центр, а не очередь в «Ашане», не троллейбус и не скамейка на остановке в спальном районе. Здесь сходу, как с давним знакомым, заговорить об искусстве, палитре фасадов, звучащей мелодии – норма. Ни к чему не обязывающий смол-ток.

А в моде увлечение театром. Не только ходить на спектакли, а участвовать в них. Дивы со страниц соцсетей – кто учится в театральной студии, кто задействован в постановках, а кто и сам преподает актерское мастерство.

Самолюбие Алены страдало, ведь это ее место: на сцене, ей не раз говорили о наличии у нее данных. Пусть хоть и ошибались – попытаться все равно стоит.

В Иркутске, конечно же, не нашлось ни одной театральной студии, отвечающей высоким запросам Алены. Даже невысоким. Все студии были ориентированы на работу с детьми. Для взрослых разве что кружок самодеятельности в ДК, но там занимались одни пенсионеры. Алена отчетливо поняла: пока она сидит в Сибири, жизнь проходит мимо. Надо возвращаться в Санкт-Петербург.

У Алены смутно стала вырисовываться цель. Со временем цель обрела четкие очертания и название: курсы актерского мастерства при театре на Звенигородской.

Определившись с будущим, Алена немного повеселела. Она стала часто разглядывать фотографии на сайте театра и представлять себя в стильной студии среди красивых людей – слушателей курсов. Алена хотела к ним, чтобы тоже погрузиться в богемную среду.

Тут и бывшая коллега написала, что ищет соседку по квартире. Алена как-то была у нее в гостях на Кременчугской улице: аскетично, но вполне мило. Работа тоже нашлась. Судьба явственно давала понять, что надо ехать, и Алена уехала.

Когда позвонил Огарев, от его знакомого, рубленого голоса повеяло теплом и воспоминаниями о счастливых моментах прошлого (плохое из памяти стерлось). В глубине души ее обрадовала перспектива продолжить роман, но Алена отказалась.

Дима хороший, можно сказать, замечательный. Это она ошиблась. Он ее не любит. И она его тоже. Ах, если бы только была любовь, все было бы иначе!

* * *

Огарев вышел из магазина дьюти-фри и остановился около информационного табло. Новый Уренгой, три Москвы, Магадан, Воронеж, Симферополь, Сочи… Посадка на его рейс еще не началась. Можно не спешить. Из Владивостока он летел за рулем, здесь, в Новосибирске, экипаж сменился. Дальше до Петербурга ему предстояло лететь пассажиром. За четыре часа стоянки Дима успел немного поспать в гостинице, заскочил на ужин и, когда их привезли в аэропорт, от нечего делать заглянул в дьютик.

В здании аэровокзала царила привычная суета. Без формы на Диму никто не обращал внимания, что его радовало: он не любил находиться под прицелом глаз. Вдали, у выхода на посадку показался экипаж. По характерной расцветке формы бортпроводников Дима определил авиакомпанию. По привычке стал приглядываться: нет ли знакомых. Мир авиации тесен, и пилоты быстро обрастают знакомыми не только среди коллег своей авиакомпании.

Совсем зеленый, окруженный стрекозами-проводницами, плыл второй пилот. Складывалось впечатление, что девчонки его несли и каждая пыталась перетащить добычу к себе. Сзади размеренным шагом двигался командир. Уже не такой молодой и, видимо, женатый, оттого женскому полу малоинтересный. «Похож на Борисыча, с которым вместе переучивались на аэрбас, но не он», – отметил про себя Дима. Тут из толпы выпорхнула еще одна стрекозка в форме «Северной Пальмиры»: изящная, тонкая да звонкая, с собранными в пучок русыми волосами, она быстрыми, отточенными движениями проворно двигала свой кейс на колесах, глянула сквозь панорамное стекло окна, на мгновение замерла и поспешила догонять своих.