Ты идешь по ковру

— Мамка говорит, это другое: психоз вроде бы. Его злить нельзя. И в машину ему садиться нельзя тоже, даже если не за руль, а просто. Ни в какой транспорт нельзя. Он хотел кондуктором пойти, и то его не взяли.

— Ну и правильно, — сказала я, — не надо работать кондуктором, они дымом кашляют.

— Че-го? — спросил Пашка и начал хохотать. — Дымом?

Маринка тоже засмеялась. Мне и самой стало смешно, но я правда однажды ехала в автобусе, в котором было как-то задымлено. Кондуктор кашляла, а в автобусе от этого дыму только больше становилось. С тех пор я раздумала быть кондуктором, а то до этого хотела.

— Правда он строит убежище себе? — спросил Пашка.

Маринка поглядела на него круглыми, просто крутейшими глазами. Покрутила у виска. Ничего отвечать не стала. Что тут скажешь?

— А давайте за ним следить, за Ефимом, — предложил Пашка, — и на телефон фотографировать. Вот и узнаем.

Мы с Маринкой переглянулись. Ого! Значит, не только у нас с ней мысли сходятся.

— Может, и правда строит… — как-то само собой сказалось у меня, я не хотела. Маринка поглядела на нас с Пашкой, как на своих братьев, когда у них велики ломаются, и начала одеваться.

Полетели высоко белые снежинки

Наконец-то эта практика кончилась. Нам дали последнюю зарплату и ещё премию. Мы с Олькой сразу же начали их тратить. Купили мороженого, пошли смотреть разные хозяйственные вещи. Олька купила совок и веник, я — новое пластмассовое ведро и калоши маме в сад. Старые Сивый погрыз. Олька долго смотрела на моё оранжевое ведро, так ей понравилось. Но она мало заработала, поэтому покупать такое же не стала. Меньше — только Надька Кондрашкина, Ванька и Пашка. Пашку вообще можно не считать, он только что переехал и работал-то всего ничего. Кондрашкина на поле, вместо того чтобы полоть, кидалась репьём. Набирала в посёлке репей, везла в своём ведре, а потом кидалась. Отвлекала других. Или сорняками, если репей забывала. А я заработала почти больше всех, ну, в лучших работниках. Я двумя руками полю и без остановок. Так что получается быстро.

Олька, может, это ведро и купила бы, но я ей напомнила про тушь. Мы хотели купить тушь для ресниц. Я давно мамке говорила, что мне надо глаза красить, а она всё: «Заработаешь — купишь».

Вот, заработала. Олька тоже захотела тушь. Она вообще часто за мной повторяет. Ну и что, это её дело, пусть повторяет. Такой характер.

Тушь мы решили купить в городе. Понятно же, там лучше. Вероника из восьмого сказала нам, в какой магазин лучше поехать. Там и недорого, и фирмы хорошие.

Олька говорит:

— Давай на великах поедем! Попроси у Славки!

Ну о чём она! Чего смеяться? Я ей популярно объяснила, что просто смешно на велосипедах до магазина добираться. Куда их там денешь? Один выбирает тушь, а другой смотрит, чтобы транспорт не угнали? А потом меняться? И устанешь туда-сюда гонять — вон какое солнце под конец лета вылезло. И так купальным днём жертвуем. А она упёрлась: не поеду да не поеду на автобусе. Потом придумала ехать в противогазе. Побежала в школу выпрашивать, нам показывали на ОБЖ. Совсем с головой у девки беда! В противогазе на автобусе! Конечно, никто ей в школе ничего не дал.

Стоим мы на остановке, она носом хлюпает. Тушь купить надо, а на автобусе ехать не хочет. Подошёл Пашка-ипотечник. Он решил для компьютера что-то купить, хотя его копеек, наверно, вообще ни на что не хватит.

— Чего она? — спросил.

— На автобусе ехать не хочет.

— Дым?

Олька кивнула и разревелась. И вот чего теперь с ней делать?

— Пойдём, — говорит Пашка, — со мной. На Бароне доедем. На телеге.

Мы уже весь двор у Пашки знаем — никакой телеги у него нет. Так мы ему и сказали. А он улыбается.

— Вот увидите.

И тут автобус подъехал. Мы с Пашкой не сговариваясь Ольку под локти подхватили — и в автобус. Внесли просто.

Повезло, что мы одного роста, удобно. Места свободные были, у нас же конечная. Олька не садится, стоит у заднего окошка, ревёт, слёзы вытирает. Ладно при мне. Но тут же Пашка и ещё народу полно, новожилы. Может, зря мы её так? Но пока уговоришь, автобус уйдёт, а до следующего ещё полчаса, вечно она как маленькая.

Пашка сел впереди, нас позвал. Олька мотала головой: не пойду, не пойду. А я села, потом встала, к ней подошла. Говорю:

— Хочешь, сказку расскажу про белого бычка?

А она отворачивается. Ничего. Тут главное — настойчивость. Я продолжаю:

— Ты отворачиваешься, я отворачиваюсь, хочешь, сказку расскажу про белого бычка?

Молчание.

— Ты молчишь, я молчу. Хочешь, сказку расскажу про белого бычка?

Ну когда-нибудь она заговорит?

— Ты молчишь, я молчу. Хочешь, расскажу тебе сказку про белого бычка.

— Да чо ты пристала?

— Ты — да чо ты пристала. Я — да чо ты пристала. Хочешь, сказку расскажу про белого бычка?

А Олька всё ревёт и ревёт. Не думала, что у неё такие способности. Тут автобус остановился, потарахтел-потарахтел… И вдруг! Когда двери начали закрываться, Олька моя взяла и выскочила! Как ещё её не зажало. Во даёт!

— Олька! — крикнула я и дёрнулась за ней. Но двери уже закрылись, и автобус поехал дальше. А Олька осталась реветь на улице. Ну что за человек!