Со своей стороны, я тоже все сделаю, чтобы этот черт по Лизке не проехался. У него нет доказательств, лишь домыслы, хотя он как раз уверяет, что шум поднял не просто так.
Лизка только молча кивает, брови хмурит.
— Есть еще одна просьба.
— Какая?
— Позволь взять детей к матери. Я тебе говорил, она очень хочет их видеть, и…
— Нет, Вадим! Нет, никогда! Я тоже уже говорила, твою мать к детям на метр не подпущу. И если ты не помнишь, то я не забуду никогда, что она творила. Никогда, слышишь?
— Хорошо, я тебя понял, — отвечаю после небольшой паузы. К матери у меня самого немало вопросов. — Увидимся завтра, Лиза, — говорю на прощание.
Она все еще глубоко дышит, а я делаю шаг и добавляю тише:
— Прости.
— За что? — поднимает она брови, а я больше не медлю, притягиваю Лизку к себе и целую.
Сладкие губы, чувственные, Лиза растеряна, но все же на поцелуй осторожно отвечает. А я как подросток готов с ума сойти от ее аромата. В башке туман, грудную клетку проломит нахрен. Я истосковался по Лизке, до одури, до тремора в пальцах снова хочу иметь возможность к ней прикасаться.
Отрываюсь и хрипло добавляю:
— За то, что целую без разрешения. Спокойно ночи, Лиза.
Быстро отстраняюсь и ухожу, ловя гулкие удары в груди.
Я ее верну.
Чего бы мне это ни стоило.
Вот только наряду с этой уверенностью появляется идиотская тревога.
Словно что-то не так идет. Будто отношения начинают сдвигаться с мертвой точки, но это лишь затишье перед бурей. Да, она вроде бы на поцелуй ответила, и черт возьми, я почувствовал, как ее сердце колотится.
Она ко мне еще что-то испытывает? Сможет ли когда-нибудь простить?
Не знаю, и от тоски внутри становится так паршиво, хоть волком вой.
Не понимаю, это настоящее или прошлое врывается? Я подобное уже чувствовал?
Когда Лизу потерял в прошлый раз?
Поэтому она уехала?
В груди начинает колоть. По вискам долбит дико.
Спокойно, Соколовский.
Лиза на этот раз не сбежит.
Главное, окончательно не налажать.
Глава 38
Вадим
— Прости, что так рано вытянул, занят весь день, не обессудь, — ставлю кофе на столик, отпив глоток.
Сегодня много дел, и пришлось назначить встречу в кафе до начала рабочего дня. Сашка скоро уезжает, он тут и так проездом, поэтому пересечься не выходило.
— Нормально все, — ухмыляется Палканов. — Так что ты хотел?
— Я три года назад тест у тебя в клинике делал, помнишь?
— Допустим, — прищуривается.
— Кто-то еще был в курсе этого? Могла ли просочиться информация?
— Исключено, моя клиника не предоставляет доступ, кому попало.
Палканов смотрит пристально.
Гораздо проще было бы признаться, что я ни черта не помню и расспросить, что я еще говорил, как себя вел. Сашка вроде как мой друг, ему мне палки в колеса нахрена вставлять? К тому же, его клиника черт знает где, в городе он бывает крайне редко.
Я видел наши переписки, и судя по ним, обращался к другу, когда Феде нужно было обследование. Тесты Арины и Артема тоже сделал в его клинике. Значит, я ему доверял?
И все-таки что-то меня останавливает.
Палканов очень изменился с того момента, как я его помню. Это был такой правильный парень, и мечты были правильные. Учеба, работа, зубрил предметы. Он учился хорошо, на медицинском, и насколько помню, после окончания учебы, собирался жениться. У него девушка была, но он не знакомил нас.
Интересно, сложилось ли у них?
Хочется его о многом расспросить, но взгляд у Сашки внимательный.
Он ведь не может знать, что я не помню ни черта. Тогда почему так осторожно отвечает на вопросы?
Разговор явно не клеился, не особо похож наш диалог на встречу давних приятелей. А еще я видел бумаги на строительство нового корпуса, и из переписки выходило, мы обсуждали с Сашей детали. Но незадолго до аварии, переписка прекратилась.
Логично бы было предположить, что обсуждение перешло в очную форму, но и в офисе бумаг я не обнаружил.
— Слушай, — говорю, уже поднимаясь с места, мы пожимаем руки. — По поводу стройки литеры «Д», проект заморожен… — говорю, наблюдая за реакцией.
— Да, остановили дело.
— Мы вроде говорили о переносе.
— Точно. Перенесли. Не так выразился.
— Лиза вам проект еще делала, понравился? Может, возобновим?
— Возобновим, — улыбается искусственно мой друг. На лице растерянность. Ну надо же.
— Созвонимся тогда.
Я прощаюсь и иду на парковку.
Отъезжаю от кафе, бросая взгляд на кафе. Палканов так и сидит у окна, и сейчас кому-то звонит. А я трогаюсь с места и набираю скорость.
Никакого проекта Лиза Палканову делать не могла. Она еще не работала. И все, что я ему говорил, было чистой импровизацией. А Александр мне подыгрывал.
На его месте было бы логично задать вопрос: «Что за бред ты несешь, дружище?»
Тогда почему он промычал, когда надо бы возразить?
Уж не потому ли, что… черт! Он знает, что я потерял память. Знает!
И по каким-то причинам говорить мне об этом не спешит.
Видимо, мы больше никакие не друзья.
Я стучу пальцами по рулю. Охренеть ситуация.
Что могло произойти за тот короткий период, с момента, когда я Федю ему на обследование привозил до аварии? И… почему тест на отцовство Феди я делал в других клиниках, а Лизкиных детей я проверял у Палканова?