Ты изменяешь ей со мной (СИ)

Мы садимся в автомобиль вмиг, и едем, выбрав направление, словно черти гонятся за нами. Поворачиваем на единственную улицу, куда ведет тропа от заправки. Вероятнее всего, они сюда ушли, или… нам придется возвращаться.

Холод по спине, спазм в груди, дышать тяжело.

Вот оно… Словно надвигается…

Темное, обволакивающее.

Дурное предчувствие подкрадывается вплотную. Прямая угроза дышит в затылок.

Страх за детей парализует. Вводит в состояние напряжение, и тревогой расползается по венам.

Молчание в салоне автомобиля настолько мрачное, что выть хочется.

А потом мы внезапно тормозим. Снова резко.

Миг и дыхание снова сбивается.

Лишь замечаю, что Вадим теперь не пристегнут, но тут же мое внимание меняет фокус — я покрываюсь липким потом, когда перевожу взгляд на проезжую часть.

На дороге относительно пустынно, но это все равно не место для игр. А Федя ловит мяч, который отлетел в эту сторону. Одна секунда, и из-за угла выворачивает внедорожник внушительных размеров.

Нам отсюда его хорошо видно, но с той стороны кусты, и как только водитель повернет, станет поздно. К тому же из-за высоты и скорости, он может просто не заметить детей! Именно детей, потому что Артем бежит сейчас к Феде.

Видимо, услышав звук приближающейся машины, Артем в страхе цепляется за Федю, который пытается его оттолкнуть с дороги, но он сам еще малыш. У него нет на это сил.

— Из машины, живо! — кричит Вадим, но мне и не нужна его команда.

Хоть я и понимаю, успеть к детям у нас нет шансов.

Мы выбегаем со Златой, еще не понимая, что Соколовский с нами не выйдет.

— Артем! Артем! — кричу, что есть сил, а потом вижу, как машине, которая летит на скорости, путь перегораживает автомобиль Вадима.

Он тоже на скорости выносится, поэтому успевает. Скрежет металла и свист тормозов отпечатывается в ушах и повторяется зловещим эхом.

В ужасе кричу, подбегая к детям. Обнимаю Артема и Федю, уволакивая их с дороги.

Тяжело дышу, чувствуя, как меня обнимает сын.

С ним все в порядке.

Федя тоже со мной.

Я отворачиваю детей от дороги, чтобы они не видели, как искорежило автомобиль Соколовского.

Ужас охватывает стремительно, в каждую клетку пробирается, по позвоночнику ознобом, в голове хаотичный поток мыслей.

Хнычущие дети, уткнувшиеся мне в плечи, которых я не отпускаю.

И крик Златы.

— Вадим! Не-е-е-ет!

Сквозь шум в ушах слышу, как водитель внедорожника, выбежавший после удара, начинает браниться, а потом громко зовет:

— Чувак, эй, очнись! Скорую! Тут человек не дышит, у него кровь! — кричит он в трубку.

Отчаянно колотится сердце, а в голове бьется ужасающая мысль:

«Он не мог нас оставить, просто не мог. Он не мог…»

Прижимаю к себе детей.

Секунды превращаются в вечность. Темную. Беспроглядную.

— Вадим… Вадим… — шепчу и я отчаянно.

Он не мог…

Не мог вот так нас оставить.

Пожалуйста, Вадим, живи…

Тошнота, подкатывает к горлу. Спазм из груди рвется наружу.

А по щекам, прорываясь, катятся жгучие слезы

Глава 47

Лиза

«Я просто хотел проверить».

«Федя говорил, что папа супермен. И чтобы я убедился в этом, нужно было уйти. А папа бы нас нашел и спас… Мы в школе договорились, а потом он за мной пришел. Сказал, все получится, и папа должен выбрать, кому из нас помочь».

«Мамочка, что с ним?»

«Почему ты плачешь, мамочка?»

«Мамочка, я не хотел…»

В голове по кругу сбивчивые слова Артема.

До сих пор в тумане все эти дни, я передвигаюсь с трудом, кажется, все мое тело — кусок свинца.

Я его ношу вынужденно. А внутри печет от тоски и боли.

Так все закрутилось, перемешалось… То, на что глаза закрывала, решая проблемы «потом» разгрузить, вылилось в ужасающие последствия.

И оказалось, все связано.

И мое недоверие Соколовскому, и замкнутость сына, который очень хотел, но не мог выразить свои чувства к отцу. Привлекал внимание Вадима так, что мы не замечали.

Мы не осознавали, как сильно раним.

Эти дни я общалась с таким количеством людей, что сбилась со счета.

Полиция, психологи, психиатры, врачи. Инспекторы по делам несовершеннолетних. Не запоминая имен, я рассказывала все, как есть. И готовилась к самому худшему.

Но удивительно, никто на этот раз моих малышей не грозился отобрать. Хотя я сама себя винила немыслимо. И обнимала, обнимала, обнимала детей.

Целовала их в макушки, говорила, как люблю. И что всегда буду.

И что папа их тоже, я твердила не переставая.

И жалела, что сама не сказала Вадиму самого главного.

«Я хочу ему позвонить», — однажды попросил Артем, но я покачала головой. И не потому что не хотела общения отца и сына. А потому что сейчас это было невозможно.

— Он проснулся и звал вас, — вздрагиваю, поднимая глаза.

Когда мне сказали, что Соколовский наконец-то пришел в себя, я себе места не находила. Очень хотела его увидеть, но меня… не пустили.

Я все равно к нему приезжала.

Просто сидела в холле, ловя врача, пытаясь пробиться через охрану. Чтобы узнать хоть какую-то весть о Вадиме. И кое-что мне удалось.

И вот сейчас врач предлагает накинуть халат и пройти с ним в отделение.