– Да-а-а, шлюха. Ты грязная маленькая дрянь, – сказал он, почти сразу переворачивая ее, толкая спиной на диван и забираясь сверху, сжимая ее бедра между коленями. – Тебе нравится, когда тебя насилуют, верно? Так ты ни за что не отвечаешь. Включая свои бессовестные оргазмы. Так?
Таня ошеломленно уставилась в его лицо, полное азарта. Его глаза горели. На нем теперь в помине не было бесстрастной маски доминанта, обычной для начала игр внизу. Он не скрывал интереса и насмешливой улыбки. Он был уверен, что прав насчет нее, и он не ошибался. Конечно, он был прав.
Его слова ощущались как удар в диафрагму. Безвольно опустив взгляд на отворот темной рубашки, расстегнутой на две пуговицы, Таня молчала. Запах клубники с коньяком щекотал ноздри. Сумасшедшая скорость пульса после оргазма понемногу снижалась, но ее щеки все еще горели, и дышать не становилось легче. Чего он хочет от нее?
– Изнасиловать тебя? – медленно спросил он, не дождавшись ответа. Его колени чуть крепче сжали ее тело, грубая джинсовая ткань царапнула по коже. Ощутив отголосок боли, Таня издала тихий жалобный стон и уперлась руками в его грудь – больше от страха.
Мгновенно перехватив оба запястья, он грубым движением завел руки ей за голову: плохая нижняя, так нельзя.
– Смотри в глаза и не отводи их, – внезапно понизив голос, велел он, и ее ресницы взлетели сами собой. Ох… его взгляд снова стал нечитаемым. А в ее, должно быть, читалось все – все страхи, вся неуверенность, все отчаяние. Она сама не знала, чего хочет.
– Изнасиловать тебя? Хочешь быть беспомощной? – еле слышно повторил он, и Таня ощутила себя так, словно варится в кипящем котле. Перед ее глазами замелькали картинки: он бросает ее на пол, бьет по лицу, удерживает руки, шлепает, прижимает лицом к полу и, наконец, вторгается в нее. Или связывает на кровати и долго наслаждается ее беспомощным положением. Издевается, доводит до слез, затыкает ей рот кляпом.
Она предполагала, что сможет кончить в любом из этих сценариев. Возможно, не по одному разу. Ее тело реагировало острым возбуждением на любую из таких фантазий. Но почему-то ей все еще не хотелось делать этого с ним.
– Я не знаю, – прошептала она.
– Не знаешь?
– Нет. Пожалуйста, только не сегодня.
– Верное решение, малыш, – мягко улыбнулся он и отпустил ее руки, быстро слезая с дивана. – Тебе сегодня нужно не это. Да и мне тоже.
На какую-то ужасную секунду ей показалось, что она разочаровала его, и он сейчас уйдет. Но план Михаила заключался не в этом. Наклонившись за своим бокалом, стоявшем на полу в двух шагах, он выпрямился, сделал глоток и наклонил голову характерным движением, с интересом изучая ее:
– Оцени свое умение безропотно подчиняться, по шкале от одного до десяти?
Смущенно поднявшись вслед за ним, Таня тоже взяла свой бокал и быстро села на диван, остро ощущая свою беззащитность – она все еще была абсолютно голой и не хотела дефилировать в таком виде на виду у всех, кто мог подняться. Каким-то чудом второй этаж до этой минуты оставался пустым.
– Шесть, – честно ответила она, немного подумав.
– Неплохо, – одобрительно кивнул он. – Поработаешь со мной, чтобы поднять до семи?
– Да, мастер, – ответила она единственное, что он мог от нее ожидать.
– Молодец. Можешь надеть платье.
Таня схватилась за платье в ту же секунду, когда он это произнес, и он не сдержал добродушной улыбки:
– Ты перенервничала, малыш. Передохни, спустись вниз, если хочешь. Я узнаю насчет свободных комнат.
– Спасибо, мастер, – с облегчением прошептала она.
Не чувствуя под ногами пола, она спустилась в зал следом за ним, и, смущенно улыбнувшись ему перед тем, как потеряться из виду, направилась к раздевалкам. Ей хотелось принять душ и поменять трусики.
Лестницу на второй этаж от выхода отделяло совсем небольшое расстояние, но Тане пришлось обогнуть один станок. Увидев краем глаза парня с ремнем, она невольно дернулась и повернула голову: показалось – Ник. Но это был не он – просто незнакомый верх, играющий со связанной нижней.
Выдохнув с облегчением, Таня шмыгнула к двери и выскользнула наружу. Флегматичный охранник почти не взглянул в ее сторону, и в раздевалке никого не было. Правда, обувь стояла почти под каждым шкафчиком – в клубе было людно. В голове мелькнула мысль, что Миша может и не найти свободную комнату. И эта мысль вызвала смесь разных чувств: частично – облегчение, частично – тревогу.
Что, если сегодня не получится поиграть, а завтра он передумает? Или он захочет поиграть на публике, а она не сможет…
Насколько на самом деле она может подчиняться, по шкале от одного до десяти?
Эта мысль продолжала крутиться в голове, пока она принимала душ. Таня не была уверена, что сказала ему правду. Легко ответить: десять, если приказ тебе нравится. А что, если это нечто, к чему ты совсем не готова?
Единственный вариант, который она не рассматривала в душе: все отменится, но совершенно по другой причине. Но случилось именно так.