Ты любил меня за мои слабости

Хотела бы я иметь достаточно эмоций, чтобы позаботиться о ней и сказать, что все в порядке, что я прощаю ее. Но это не так. Ярость и месть правят мной. Но это не месть за мои потерянные пять лет, которые кажутся такими ничтожными по сравнению с жизнью без Канье.

Я смотрю на дьявола в кресле, который отнял у меня все.

Никогда больше я не буду восхищаться яркой улыбкой Канье.

Никогда больше я не услышу его глубокого хриплого смеха, когда он подумает, что я очаровательна.

Я представляю себя на семейном барбекю, оглядывающей толпу людей, надеясь увидеть его, зная, что его там нет.

Я мысленно вижу свой розарий, а Канье стоит посередине и смотрит на меня.

Я должна была провести с ним свое первое Рождество в этом году.

Он — единственное, что у меня было, пускай и не так долго. Семья.

Я резко смахиваю слезы и стираю эти мысли из головы.

Мой разум отделяется от тела. Часть меня не хочет этого делать, никогда бы не смогла поступить так с другим человеком.

Я смотрю на Донована, но только сейчас по-настоящему сосредотачиваюсь на нем. Он смотрит на меня, как раненый зверь, готовый бежать. Я делаю шаг вперед, и он вздрагивает. Я улыбаюсь. Садистская, безразличная улыбка, которая появляется на моем лице в предвкушении его мучений. Возможно, это будет моя последняя улыбка в жизни. Я решаю, что пришло время снять груз с души.

Я начинаю говорить и не знаю, с Донованом ли я говорю или сама с собой. Но я чувствую, что должна произнести эти слова, кому бы они ни были сказаны.

— Я продолжала жить своей жизнью. Я наконец поняла, что все эти годы насилия были из-за того, что ты ненавидел себя. Эти ярлыки — никчемная, использованная и жалкая — они все не обо мне, они о тебе. Так ты видишь себя.

Донован прищуривается, и лицо его темнеет от ярости. Я задеваю за живое.

— Я сильная, умная и любимая.

Донован отрывисто смеется, но прежде чем он успевает что-то сказать, я перебиваю его:

— Вот почему ты был одержим мной все эти годы.

Он прищуривается, глядя на меня, и в его глазах вспыхивает дрожащая волна эмоций. Выражение его лица кричит мне, чтобы я замолчала. Как будто он пытается заставить меня замолчать.

— Ты мне завидовал. Ты видел, как я выживаю в аду, и завидовал мне. Ты хотел быть мной. Ты хотел быть таким же сильным, как я. Таким же умным, как я, и ты отчаянно нуждаешься в ком-то, кто любил бы тебя так же сильно, как я люблю свою семью. Но ты — не я. Ты не сильный. Ты не тупой, но и не умный, Донован. И тебя не любят. Ты видел во мне все, что хотел, и хотел уничтожить меня так же, как был уничтожен сам. Ты родился таким и просто хотел того, чего у тебя никогда не было?

— ДА ПОШЛА ТЫ! — он выплевывает слова в крике. — Ты так же слаба, как и я.

— Нет! Я была слабой, но уже нет. Я тебя раскусила. Ты мог брать мое тело столько раз, сколько хотел, но мы оба знаем, кто на самом деле был слабым.

Донован издает смешок, граничащий с гневом и смущением. Его смех превращается в пронзительные крики, когда я пользуюсь возможностью удивить его и вонзаю отвертку в его левое бедро.

— Сука! Бляяяядь! — слезы текут по его лицу.

Я отступаю и оставляю отвертку крепко зажатой в его ноге.

— Что случилось, Донован? Ты не можешь, бл*дь, вытащить ее, не так ли? — его лицо меняется от боли к осознанию того, что я говорю ему его ужасные слова.

Я быстро вытаскиваю отвертку и так же быстро вонзаю ее ему в другое бедро. Он кричит снова и снова, но на этот раз это сопровождается мольбами.

— Аххх! Черт, пожалуйста. Пожалуйста, остановись! Я обещаю, что отпущу тебя. Просто остановись.

Его лицо искажено болью, глаза закрыты, а слезы из его глаз льются градом.

Я думала, что буду больше наслаждаться его мольбами. Но я бы солгала, если бы сказала, что его мольбы не влияют на меня ни капельки. Пора с этим покончить. Я вытаскиваю отвертку, и Донован взвывает от боли. Лицо у него бледное, глаза стеклянные, он теряет сознание.

Алекса ахает, и я предполагаю, что это из-за крови, стекающей по ногам Донована. Но потом я слышу это, самую большую шутку, которую Бог когда-либо сыграл со мной. Голос Канье произносит мое имя, словно галлюцинация в голове. Это мое наказание за лишение жизни? Именно таким образом Бог планирует мучить меня.

— Эмили.

Мой мир вращается, и отвертка выпадает из моей руки. Кровь внутри моего тела перестает идти. Пульс замедляется. Затем в мгновение ока я оборачиваюсь и вижу его. Канье. Мое сердце вновь начинает биться, и тело сотрясается с такой силой, что я не могу даже вскрикнуть. Оно начинает трястись, каждый дюйм моего тела сопротивляется поднимающемуся внутри приступу, который у меня вот-вот случится.

Он жив.

Он делает шаг ко мне, но не его шепот «Эмми» ломает меня, не запах его одеколона и не его голубые глаза, пронзающие меня. Это его прикосновение. Как только моя плоть чувствует его, я поддаюсь сердечной боли, опустошению. Я сгибаюсь в приступе боли, которую только что похоронила глубоко внутри себя.