Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает

— Быстро мне признавайся что происходит? — потребовал он. — Думаешь, я не вижу, что ты дома почти не ночуешь?

Его вопрос Евдокию потряс.

— Ты знаешь, что я вчера выходила? — ошеломленно спросила она.

— Я догадался по грязному виду пса. Пенелопе я приказал следить за чистотой его лап, и, ты знаешь, Пенелопа ни разу еще не ослушалась, а вот ты нарушаешь режим на каждом шагу. Ты что мне обещала? — прогремел Леонид Павлович.

— Пристроить Бродягу, — промямлила Евдкоия.

— Тогда почему он до сих пор не пристроен? Обжился у нас, имя себе получил, Пенелопу в прислуги. А тебе, бедной, некогда другую жилплощадь ему найти. Хотелось бы знать, чем ты занимаешься все эти дни, с тех пор, как мы из Сочи вернулись?

Евдокия мужу лгать не могла — во всяком случае, не всегда у нее это так получалось, как требовал мир в их семье.

— Ленечка, — робко призналась она, — я маньяка ищу.

— Что-оо?! — ошеломленно воскликнул Лагутин и утратил дар речи.

Не навсегда, но на какое-то время. Он с напыщенным видом молчал, зато глаза его так матерились, что Евдокия сочла не лишним пояснить в свое оправдание:

— Ленечка, я не зря искала маньяка, я маньяка почти нашла.

И Лагутина прорвало.

— Ты ищешь маньяка! — завопил он. — Какой ты храбрец! То ты дрожишь, из дома из-за маньяка выйти боишься, а то уже бегаешь за ним по ночам! Даша! Что это такое?! Куда это годится?!

— Никуда не годится, — согласилась она и робко добавила: — Ленечка, я сейчас объясню. Вокруг меня происходят странные и страшные вещи…

— Вокруг меня тоже, теперь вижу и я! — гаркнул Лагутин и приказал: — Из дома не выходить! Пенелопа! — завопил он. — Ко мне! Быстро! Сию же минуту!

Пенелопа на зов прибежала и хороший дала отпор.

— Почему вы все время кричите? — возмутилась она. — Дуняшу это пугает! И собаку это пугает! Пес забился под стол и жутко воет!

— А я что, не вою? А я что, не жутко? — обиженно рявкнул Лагутин и, похерив интеллигентность, пошел всех честить.

— В моем доме бардак! — вопил он и топал ногами. — Жена плюет на меня! Прислуга и в грош не ставит! Я тебе, старой дуре, доверил свою жену! — бросился он к Пенелопе. — Что, не можешь девчонку к порядку призвать? Почему случайно теперь выясняется, что моя жена дома уже не ночует! Почему-у?!

— Почему? — растерянно молвила Пенелопа, обращаясь к своей любимице. — Дуняша, ответь, почему?

Евдокия потупилась и не нашла в себе сил признаться вторично, что виною тому маньяк.

Зато в Лагутине сконцентрировался переизбыток всех сил. С этими силами он начал вопить:

— По ночам она ищет маньяка! Вот до чего докатилась моя жена!

Пенелопа остолбенела:

— Дуняшенька, это все правда?

Евдокия, поникнув, промямлила:

— Да.

— А я в командировку на этой неделе собрался! — продолжал бушевать и убиваться Лагутин. — А у меня дел по горло! Но теперь выясняется, что работать нельзя! Я должен жену свою сторожить! В доме настоящий бардак и не спасает прислуга!

Обессилев, он присел на диван, вытер пот и спросил:

— Скажите, милые дамы, как теперь должен я поступить? Уж и не знаю я что мне и делать!

В голосе его было так много растерянности и обреченности, что Евдокия Лагутина пожалела, но выразить чувства свои не решилась.

А Пенелопа равнодушно пожала плечами.

— Да и езжайте себе с богом, благодетель вы наш, а за Дуняшей я присмотрю, — спокойно сказала она, чем вызвала вторую волну скандала.

— Ты уже присмотрела, дура кривая! — снова взбесился Лагутин и, подскочив с дивана, яростно затопал ногами и завопил: — Я вас обеих! Я вам обеи! Одна — дура молодая! Другая — дура кривая!

Запала надолго не хватило — он рухнул опять на диван и, вытирая пот, устало сказал:

— Командировку нельзя отменить, придется брать хулиганку с собой.

На оскорбления Пенелопа совсем не обиделась, только спросила:

— И не стыдно вам при ребенке меня обзывать?

Ребенок, то бишь, Евдокия, несправедливости не потерпела.

— Знаешь, что, Ленечка! — закричала она. — С тобой, с таким грубияном, я не поеду! Я здесь останусь! С моей Пенелопой! И вообще, бабуля была права!

В чем бабуля была права, Евдокия (по обыкновению) не сообщила, да и Лагутину было не до бабули — он сник и развел руками:

— Ну, дамы, пристыдили вы обе меня. Лишку хватил. Сгоряча. Искренне каюсь.

— Так-то лучше, — буркнула Пенелопа и исподлобья спросила: — Я вам еще нужна?

Потряхивая головой от смущения и недовольства собой, Лагутин коротко буркнул:

— Мне не нужна.

Евдокия же в отместку ему заявила:

— А мне ты всегда нужна!

— Ну тогда пойду приготовлю ужин, — растроганно улыбнувшись, молвила Пенелопа и проплыла мимо сердито глядящих друг на друга супругов.

Едва дверь за нею закрылась, Лагутин схватил жену за руку и утащил в свой кабинет.

— Даша, присядь, — попросил он, придвигая ей кресло, — нам нужно поговорить и очень серьезно. Дальше так продолжаться не может.

Евдокия с ним согласилась.

— Конечно не может, — падая в кресло и складывая худое тело в гармошку, сказала она. — Ты ругался хуже сапожника. Я едва не сгорела со стыда за тебя.

Лагутин смущенно крякнул: