Пока оранжевый огонек переходил от одной сигареты к другой, я не сводила глаз с его лица, его красивых шоколадных глаз, с россыпи его родинок на правой скуле, которые были словно созвездие в ночном небе.
– Я когда-нибудь говорила, что у тебя красивые глаза? – спросила я и затянулась, отстраняясь от друга.
– У меня? – удивился он, я кивнула и постаралась не закашляться. – Странно, – продолжил он, – я всегда думал, что это мне везет, когда я смотрю в твои. Ведь я в них вижу небо, а ты в моих говно.
Я рассмеялась и зашлась приступом кашля, от которого выступили слезы.
– Дурак. Они напоминают мне о молочной шоколадке. О такой вкусной, сладкой, тающей во рту. М-м-м, – мечтательно промычала я.
– Ну, рад стараться, – он театрально поклонился и снова затянулся. – С чего вдруг появилась идея о курении?
Я выдохнула дым в открытое окно и ответила:
– Не знаю. Просто это круто. Мы типа такие взрослые.
– И сейчас получите звездюлей как взрослые, – сказал мой отец, входя на балкон.
Мое сердце упало.
Он возвышался не только надо мной, но и над Марком. Его широкие брови были зло нахмурены, а глаза отблескивали сталью.
– Пап… но…но…почему ты здесь?
– Не тебе задавать мне вопросы. Живо выбросили сигареты и зашли в дом, – яростно скомандовал отец.
Мы послушно затушили сигареты и выбросили окурки в пепельницу отца Марка.
Не буду вам пересказывать весь горячий диалог наших отцов. Но попало нам знатно. Были и крики, и ремни (коллективная порка не то, в чем я хотела бы участвовать в любой день). А также самое главное наказание – нам с Марком нельзя было видеться кроме школы навеки вечные, так как мы плохо влияем друг на друга.
«Веки вечные» продлились всего 3 недели, но это были самые грустные 3 недели в моей жизни. И снова это случилось из-за меня.
Глава 5
Это случилось на 6 уроке. И под
Я мирно доживал учебный день, подперев голову рукой и вырисовывая неразборчивые каракули на листке, как вдруг с соседней парты мне прилетает записка. Повернувшись к Лине, я увидел ее горящий взгляд.
Я развернул маленький клочок бумаги и увидел вопрос, который не предвещал ничего хорошего в моей жизни.
Я сглотнул.
Чем старше становится она, тем безумнее становятся ее идеи. Я начинаю бояться эту девушку.
Но, как и всегда, я поворачиваю к ней голову и с улыбкой киваю.
Она улыбается в ответ и снова строчит мне записку. Развернув клочок, когда он оказывается у меня в руке, мои глаза расширяются.
Я разворачиваю записку другой стороной и пишу:
Я бросаю свое послание к ней. Лина разворачивает записку и тихо хихикает. А затем снова пишет ответ.
Мой ответ на это:
Она закатила глаза и подписала:
Я потер виски двумя указательными пальцами, потому что у меня не на шутку начала раскалываться голова.
Она фыркнула и кивнула, давая понять, что на ближайшие годы я в безопасности. Правда, я не уверен, какой ценой мне достанутся эти несколько лет спокойствия.
После уроков я собрал свой рюкзак и подошел к Лине, забирая ее тяжелую сумку.
– И где же ты собираешься это сделать? Не думаю, что несовершеннолетних примут с распростертыми объятиями в салоне.
Она перебросила волосы через одно плечо и, развернувшись на пятках, пошла на выход.
– Пару недель назад я увидела септум у Маринки из 10В и спросила у нее, где она его сделала. Она дала контакт, и я связалась с этим парнем. Он записал меня на сегодня, но я попросила оставить небольшое окно после меня, если я вдруг приду не одна, – Лина подмигнула мне и открыла дверь кабинета.
– Продуманная, – хмыкнул я. – А сама какое место выбрала?
– Пупок само собой.
– Сама пупок прокалывать собралась, а я сосок должен? Как-то неравнозначно.
– Ухо или бровь, малыш, – пропела она. – У тебя большой выбор.
– Как будто ты не знаешь моего отца, – вздохнул я, выходя из школы. – Он сначала вырвет с корнем серьгу, а потом выгонит меня из дома. Потому что я буду позорным гомосекским пятном на всем роде Ковалевых.
– Ты преувеличиваешь.
– Я преуменьшаю.
– Не бухти. Это будет подарок на день рождения. Я плачу.