Ты мне не нравишься

Почему-то во мне крепнет уверенность: второй попытки не будет. Не получится отложить разговор на более подходящее время.

Или сейчас, или никогда.

Я раскидываю руки в стороны и в прямом смысле бросаюсь ему под машину. Хорошо, что Артем вовремя притормозил. Кажется, он ругается – вижу, как изгибаются губы. Да плевать. Дергаю за ручку и сажусь на пассажирское кресло. Костяшки Миронова-младшего побелели, так сильно он сжимает оплетку руля. Нижняя губа кровоточит, видимо, отец не слишком щадил собственного сына.

– Софья, выйди, пожалуйста, – произносит сквозь зубы.

– Не дождешься. Я поеду с тобой.

– Нет.

– А ты запрети.

– Я могу выбросить тебя из машины, – произносит тоном, в котором чувствуется решимость.

– Валяй.

– Софья, тебе мало унижения? Любишь садо-мазо, хочешь, чтобы я выкинул тебя как бездомную шавку?

– Да. – Смело смотрю на него. – Я готова. Выбрасывай.

Давно уже не боюсь темного взгляда Артема Миронова.

– Знаешь, могу ошибаться, – продолжаю, вытянувшись на сидении и стряхнув грязь с босых ног, которые начинает ощутимо жечь. – Но мне кажется, что ты специально это сделал. Специально подстроил всё. Ты сам не можешь отказаться от наших отношений, а поэтому решил избавиться от них насильно. Причем слово отца для тебя ничего не значит, о чем ты говорил неоднократно. Значит, тебя не волнует, как он отреагирует. Получается, ты надеялся отвадить меня. Только вот я никуда не денусь. И знаешь, почему? – перевожу дух после долгой тирады, во время которой Артем молчал, так и не сдвинувшись с места. – Ты мне нравишься, и в отличие от тебя я не боюсь в этом признаться.

Карты открыты. Теперь или победа, или поражение. Или мои домыслы (наивные, детские надежды) верны, или я напоролась на полного урода, которому зря доверилась и открылась.

Он медленно разворачивается ко мне, прожигает дьявольским взглядом. Проще сгореть, чем выдержать тот. А затем выходит из машины. Затаив дыхание, я наблюдаю за тем, как он отворяет мою дверь, как протягивает руку, чтобы схватить меня за локоть.

Сердце колотится как заполошное.

Неужели он попросту отпихнет меня в сторону и уедет, чтобы доказать свою правоту? Получается, он вообще ничего не испытывает? И вся та тьма, через которую я научилась пробираться, – не внешняя оболочка? Что, если он по-настоящему плохой человек?

Но Артем вытягивает меня наружу и… прижимает к себе. Губами находит губы, целует с жадностью изголодавшегося путника. Спиной я вжата в металлический бок. Автомобиля ревет, готовый сорваться вдаль. Босые ноги колют мелкие камешки. Но всё это теряет значение, потому что мои руки находят лацканы его пиджака, тянут на себя. Не позволю ему отстраниться.

Не дам сбежать.

На моих губах – кровь. Металлический привкус будто пьянящее вино. Нет ничего, что было бы более желаемым и вкусным в эту секунду.

Я испорчена до предела, ибо променяла мать на едва знакомого человека. Мне нет прощения, но я готова пойти до конца. Шагнуть на эшафот и пройтись по нему ровно до плахи. Пусть палач занесет надо мной топор. Мне нечего бояться.

Пока длится поцелуй, и в глазах Артема читается благодарность, пока он без слов просит остаться с ним – я готова погибнуть. Жить нужно в удовольствие, иначе теряется всякий смысл. Мне, хорошей девочке, всегда не хватало жгучих эмоций. И если бы сегодня я осталась в ресторанном зале, позволив Артему уехать, – никогда бы не простила себя. Корила бы до скончания дней.

Моё проклятие – нуждаться в этом человеке.

Артем позволяет сесть обратно и только теперь срывается с места, оставив позади ресторанный комплекс.

– Спасибо, – одно-единственное слово, которое окончательно заставляет меня расслабиться.

– Больно? – касаюсь распухшей губы.

– Терпимо, – он осторожно целует мои пальцы.

– Надеюсь, ты не подрался с отцом?

– За кого ты меня принимаешь? – насмешливо приподнимает бровь. – Я умею контролировать себя… иногда.

Отличное дополнение. Вот уж точно: иногда. Изредка. Не человек, а минное поле, на котором я успешно подорвалась.

– Тём, зачем ты сказал это?

– Ну, ты же хотела честности, – вдавливает педаль газа в пол, лавирует между автомобилями, словно на шахматной доске.

– Ах, точно! – фыркаю. – Так вот как назвать твой поступок. Чистосердечным признанием. Куда мы едем?

Пожимает плечами, не прекращая гнать как в последний раз. Пытается поскорее уехать от города, от проблем и воспоминаний. А я не мешаю. Сижу рядом, задрав платье до бедер и закинув ногу на сидение. Прическа растрепалась, макияж смазался.

У меня с собой нет ничего, кроме сумочки с мобильным телефоном. Ни запасной одежды, ни даже чистого белья. Почему тогда так легко и свободно, будто впервые за долгое время я иду верной дорогой?

Видимо, я окончательно сбрендила.

***

На заправке отзваниваюсь маме и убеждаю её в правильности своего поступка. Увы, меня не слышат. Будто между нами каменная стена. Ни единого слова не доходит. Объяснения теряются во всхлипах. Она передает трубку Денису Владимировичу, тот со всей дипломатической мудростью пытается вернуть меня домой, угрожая блокировкой всех счетов. Ух ты, а у меня есть какие-то личные счета?