Никогда раньше у меня и мысли не было, что окажусь за решеткой. Пока везли в сером «воронке» с зарешеченными окнами, а потом вели под конвоем по темным коридорам, переживал далеко не лучшие эмоции. Вся атмосфера мрачного заведения, неопределенность положения давили на меня, наводили тревогу и беспокойство. Да и слышал от бывалых людей, читал в книгах о криминальном мире — их в последние годы расплодилось множество, о суровых отношениях в застенках, царящем там беспределе. Так что не ожидал ничего хорошего для себя в подобном учреждении. Всеми силами старался держать себя невозмутимо, но внутри все дрожало от неприятного волнения. В таком состоянии шел впереди надзирателя с заведенными за спину руками, пока конвоир не приказал остановиться и встать лицом к стене.
Слышал скрежет отпираемого замка, лязг запоров, скрип открываемой двери. Все эти звуки рвали и без того натянутые нервы, но терпел, знал — только самообладание поможет мне в обращении как с заключенными, так и персоналом СИЗО. По команде надзирателя — здесь его называют контролером, оторвался от стены и вошел в камеру, услышал, как сразу за мной захлопнулась дверь. Увидел стоящие вдоль стен в два яруса металлические кровати, на них сидели по двое, даже по трое — как в плацкартном вагоне. Только у окна вольно расположилась несколько человек — по-видимому, «блатные». В переполненной камере стояли вонь и духота, в носу даже засвербело от здешних ароматов.
В камере СИЗО.
Стоя у двери, поздоровался со всеми. Проходить дальше не стал, ожидал приглашения смотрящего — авторитетного заключенного, следящего за порядком в камере — «хате». Лежащего на полу полотенца или других «подлянок», о которых слышал еще пацаном от побывавших в подобных местах, не увидел. Но держался настороже, меня сейчас будут «прощупывать» — проверять, чего я стою. Против ожидания, никаких провокаций не последовало, один из блатных позвал меня к смотрящему — пожилому мужчине самой обычной внешности. Такого на улице примешь за почтенного врача или учителя. Да и говорил он нормальным языком, без уголовной «фени». Стал расспрашивать — кто такой, по какой статье иду, сидел ли раньше. Спросил еще — проходил ли по какому-нибудь делу свидетелем или потерпевшим.
Отвечал ему не спеша, продумывая каждое слово. Наверное, мои ответы показались ему достаточно убедительными и исчерпывающими, он благосклонно произнес свой вывод:
— Хлопец ты, я вижу, неплохой. Держишься уважительно. Да и за стоящее дело сел. Можешь занимать вот ту шконку. Чтобы не было у тебя косяков, переговори с людьми о наших порядках и следуй им. Тогда все у тебя будет нормально. Все, иди.
Как ни странно, именно с заключенными у меня сложились в целом терпимые отношения — я не влезал в чужие дела, ко мне также не приставали с какими-то предъявами. Может быть, мне повезло, что смотрящий установил здесь жесткий порядок, конечно, по своим — воровским, понятиям. Но беспредела в камере не допускал. Ни драк, ни подстав не было, хотя конфликты среди сидельцев происходили — кто-то кого-то нечаянно задел или уронил чью-то вещь, сказал лишнее. Но они решались быстро — подручные смотрящего тут же гасили возникшие страсти, мир и порядок на хате восстанавливались. Так что, если ведешь себя нормально — выполняешь вполне разумные правила, никого не оскорбляешь — словом или поступком, то и к тебе относятся также.
А вот со стороны администрации СИЗО встретил прессование — давление на меня всякими способами, чтобы вынудить признать свою вину. На следующий день после первого допроса вновь вызвали к следователю. Только увидел за столом не прежнего, капитана, а помоложе — лет около тридцати, с погонами старшего лейтенанта. После первых формальностей он почти сразу перешел к угрозам:
— Так, подследственный Максимов, скажу прямо — долго возиться с тобой я не собираюсь. Сейчас же напишешь признание. И не упирайся, все доказательства твоего преступления есть — заявления потерпевших, медицинское заключение о нанесенных их травмах, показания свидетелей. Если откажешься, то сильно пожалеешь. Уж можешь поверить — легко от меня не отделаешься!
И без этих слов видел, что передо мной садист — его аура носила серый оттенок, такой я видел у пациентов клиники именно с подобными отклонениями психики. Меня внутри передернуло — попасть в руки живодера не пожелаешь и врагу своему! Переборол охвативший на секунду ужас, лихорадочно стал искать выход из непростой ситуации. Применять свое внушение мог раз, другой, но рассчитывать только на него не видел смысла — сложившаяся система правосудия не остановится, пока не раздавит меня. Надеялся на Мельника, что он подключит соответствующие органы. Но еще неизвестно, когда это произойдет, да и полагаться полностью на помощь кого-либо нельзя — обстоятельства могут сложиться непредсказуемо. Надо думать, что можно предпринять самому для собственного спасения.