«Задолбала!» – подумала про себя Оля и направилась в сторону бывшей, точнее, уже настоящей девушки Коли. И врезала. Прямо по лицу. В нос, кажется, попала, но сквозь пелену ярости она не разобрала, куда пришелся удар.
– Дура! Ты чего делаешь? – взвыла она.
Но Оля не отвечала. Она все била и била, все наносила удары то по лицу, то по телу. Попала хорошенько в солнечное сплетение.
– Ненавижу, – удар. – Сука, – еще удар. – Ненавижу.
Она остановилась не сразу. Выдохлась, когда Мила лежала на полу. Что-то кряхтела, стонала, из носа шла кровь, но улыбка все равно красовалась на окровавленном лице.
– Я говорила, что Коля будет со мной.
И снова Оля никак не прокомментировала ее реплику. Никак. Она просто развернулась и ушла. Интересно, куда охрана смотрела? Почему не выбежали на подмогу? Именно эти вопросы крутились в голове Милы, но так же быстро забылись, когда она осознала собственное превосходство.
И ужас при мысли, что натворила только что…
Что же с Олей? Она медленными шагами шла по улице. На костяшках кровь, на лице кровь оттого, что она этими же кулаками вытирала слезы. По хорошему счету, надо вызвать такси, что она и сделала. Машина быстро подъехала, водитель косо посмотрел на маленькие буро-красные кулаки, но лишних вопросов не задал.
В руках она крутила телефон. Тот самый золотой телефон с капельками крови.
– Можно открыть? – спросила Оля, показывая на окно.
– Конечно.
Мужчина открыл девушке окно, в которое она тут же выбросила телефон. С глаз долой и из сердца вон. Туда же и браслет. Без сожаления. Это всего лишь вещи. От него. И они больше не играют в Олиной жизни никакой роли. Когда-то она дорожила ими, любовалась, вспоминала счастливые дни вместе. Когда они впервые поцеловались, когда искупались, когда ехали на кабриолете.
«Никогда не говори всегда», – подумала про себя Оля и тихонько заплакала, прикрывшись окровавленными кулаками.
Глава 35. А что дальше?
Самое ужасное в потере близкого человека – воспоминания. Ведь ты можешь забыть его образ, его аромат, его взгляд, черты лица, фигуру, рост. Можешь заставить себя стереть его из жизни раз и навсегда. Но воспоминания останутся при тебе, даже спустя года. От этого не избавиться, не переформатируешь разум. Оля сильно жалела, что такой функции не существовало.
Как Оля называла его раньше? Попугаем? Носатым евреем? Хренаркером? Возвращаемся к прежним кличкам! Самое время. Только девушке это больше не под силу. Не хотелось возвращаться к старому. К старым привычкам, к старым взглядам, к старой жизни.
Без него…
А ведь когда-то, еще будучи воспитанницей детского дома, Оля мечтала о самостоятельности, о том, что никакие воспитательницы не станут ей указывать, что и как делать. Не будут, и все тут. И она добилась этого. Да, в какой-то степени старая жизнь от зарплаты до зарплаты была похожа больше на выживание, но девушку все устраивало.
Ведь тогда у нее имелись деньги, преданные друзья, мечта. Теперь она лишилась всего этого из-за одного проклятого чувства. Из-за любви.
Ведь знала, что он козел, что он бабник, что ни одной юбки мимо себя не пропустит. Зачем тогда повелась на него? Почему поддалась чувствам и не послала сразу? Почему тогда, на чертовом пляже, она подбежала к нему и сказала, что скучала? Зачем? Лучше бы тогда, на стадии зарождения, она подавила бы в себе эти чувства. Сейчас она бы не мучилась, не вспоминала бы с болью в сердце совместно проведенные дни.