— Сегодня выходной, мама целый день дома. – хрипит он. — Не могу смотреть на то, как она каждый день плачет, перебирает фотографии в альбомах и смотрит наши детские видео.
— Ей сложно.
— Всем сложно, но слезами ничего не решить. Если так будет продолжаться, я просто съеду к отцу.
— И оставишь ее одну? Так нельзя, Хардин. Твоей маме сейчас нужна поддержка и забота.
— Нет, ей нужно только то, чтобы Хиро пришёл в себя. Я устал от того, что она называет меня его именем каждый божий день, я устал слышать ее всхлипы каждую ночь. Я устал, Ребекка.
— Ты разобьешь ей сердце, если переедешь к папе, бросив ее в самый трудный момент. – я пытаюсь вразумить его.
Понимаю, что, скорее всего, Хардин это говорит сейчас просто на эмоциях, ибо ему свойственно такое поведение. Я не верю, что он на самом деле сможет так поступить. Возможно, для него настала точка кипения или нервы сдают.
— Если хочешь, я могу выйти, и ты побудешь с Хиро наедине.
— Нет. – резко отрезает он.
После этого мы продолжаем сидеть молча, а звуки из телевизора разбавляют нашу тишину.
Я чувствую, как мои веки и голова начинают тяжелеть, и тело медленно, но верно, погружается в сон. Хотя после кофе я никогда не могу уснуть. Это так странно.
Пытаюсь держать глаза открытыми, но не выходит.
Перед глазами все темнеет и я отключаюсь.
***
Я содрогаюсь от дуновения ветра и машинально укутываюсь сильнее в одеяло.
Лежу ещё около минутки, а затем мучительно и нехотя поднимаю свои веки.
Моргнув пару раз, я более менее прихожу в себя, начав всматриваться в окружающее меня пространство с бело-черно-серым интерьером, которое я нахожу довольно знакомым.
Подушка и соседнее место возле меня приливно помяты, что может значить только две вещи: либо я очень сильно вертелась во сне, либо я спала не одна.
Устремляю взгляд на приоткрытое окно, которое впускает в комнату потоки свежего, но такого холодного зимнего ветерка, что мурашки проходятся роем вдоль позвоночника.
Потягиваюсь и встаю с кровати, откинув одеяло в сторону, и, первым делом, закрывая окно, вдохнув ещё разочек полной грудью морозного воздуха.
Натыкаюсь на зеркало в полный рост, увидев свое отражение в нем. Я стою в чёрной футболке, которая доходит мне до середины бедра, волосы растрёпанны, а ноги полностью голые. Подношу кусочек ткани к носу, и в ноздри ударяет яркий аромат перечной мяты, и я сразу понимаю, кому она принадлежит.
Аккуратно, практически бесшумно, выхожу из комнаты, ступая на носочках по тёмному паркету.
В доме очень тихо, такое ощущение, что я тут одна.
Может, это очередной сон?
В таком случае, все выглядит слишком реально.
Я спускаюсь по лестнице, повернув направо.
Оказавшись на кухне, вижу Хардина, который повернут ко мне спиной, и что-то нарезает на разделочной доске, слушая одну из своих любимых песен, которая льётся из динамиков телефона, лежащего на барной стойке.
Он стоит с оголенной спиной в своих темно-синих джинсах, которые очень редко надевает. Они опоясаны коричневым ремнём и слегка спущены, из-за чего резинка от боксеров заметно выпирает наружу.
Я нажимаю на экран его телефона, чтобы приостановить музыку, отчего мышцы на спине брюнета немного напрягаются, став более выразительным, и он тут же поворачивается на меня всем телом.
— Выспалась? – довольно тихо спрашивает он, окинув меня оценивающим взглядом.
— Что происходит? Почему я здесь?
— Спать в мягкой кровати куда удобнее, чем на жёстком кресле в больнице, ты так не считаешь? – он вздергивает левую бровь вверх, ухмыльнувшись.
— Ты не ответил на вопрос. – хрипло говорю я, до конца не оправившись ото сна.
Хардин делает пару шагов вперёд, отложив нож в сторону, и опирается двумя руками о барную стойку, нагнувшись ко мне.
— Ты заснула в палате, я привёз тебя сюда, чтобы ты нормально поспала. Ещё вопросы?
— Как я могла так крепко уснуть, если я там просыпалась от каждого шороха?! – вслух произношу я, задумавшись. — Ты…ты мне что-то подмешал в еду? Поэтому так настаивал, чтобы я ее съела?
Он молчит, приняв каменное выражение лица.
— Хардин! – выкрикиваю я.
— Это была не моя идея. – хрипит тот, сжав свою челюсть.
— Не твоя? А чья? – я нервозно заправляю волосы за уши, потому что они начали лезть в лицо.
— Генри…
— Мистер Хоггарт? – перебиваю его я, удивлённо вытаращив глаза на Скотта.
— Да, этот Мистер Хрен не хотел, чтобы ты опять слегла под капельницу, потому что ты ничего не ешь и практически не спишь, поэтому он обратился ко мне.
— И ты?… – я вопросительно смотрю на него, требуя продолжения.
— И я ничего умнее не придумал, чем положить тебе немного снотворного в ту булку. – он вздыхает. — Пожалуйста, вперёд, можешь наорать на меня, как обычно разозлиться, сказать, что я самый ужасный на свете и все в таком духе, но это было только ради тебя, я лишь хотел, как лучше.
Хардин говорит это с ноткой обиды в голосе, будто уже нарисовал последующую картину действий в своей голове и заранее обиделся на меня.
— Все…все нормально, Хардин. Ты прав, мне действительно нужно было немного поспать. – я действительно чувствую себя куда лучше, чем раньше.