Ты мое дыхание (СИ)

— Насчет курсовой? Или эротической щекотки? — сильнее покраснеть, наверно, было уже нельзя, но если этот разговор был для него вполне допустимым, но и мне следовало вести себя соответствующе. Тем более раз я решилась практиковаться с его помощью. Кто знает, вдруг и Амуру захочется сказать или сделать что-то подобное. Умирать от смущения еще и при нем я точно не хотела.

— Не только щекотки, — Ольшанский снова демонстративно полистал книгу, а потом обратился взглядом ко мне. — Тут довольно много различных приемов, как я успел заметить. — Лицо оставалось серьезным, а глаза смеялись, делая его значительно моложе, почти похожим на мальчишку, задорного, беззаботного и потрясающе красивого. Хотелось смотреть и смотреть на него, не отрываясь. — Но после курсовой. Боюсь, Олег Евгеньевич не поймет, если у нас окажутся другие приоритеты, кроме его любимого предмета.

— О да! — я снова рассмеялась, при этом продолжая завороженно рассматривать мужчину. Он подошел ко мне, склоняясь к моему лицу, близко-близко, так, что показалось, будто он собирается меня поцеловать. Но его губы замерли в миллиметре от моего рта, согревая невесомым прикосновением дыхания и посылая по всему телу сотни крошечных будоражащих иголочек.

— Но сначала ужин, — Матвей открыл дверь в салон, помогая мне сесть и на мгновенье удерживая руку на моем плече. — Я безумно голоден, — скользнул пальцами по шее, добираясь до губ, касаясь их легкой лаской и заставляя меня думать о том, о каком именно голоде он говорит.

Глава 24

Ника вызвалась приготовить ужин. Честно говоря, я не видел в этом особого смысла и предпочел бы потратить время на более привлекательные занятия, но она была непреклонна. И слышать не захотела о том, чтобы заказать еду в ресторане или вообще заехать туда. Я понимал, что этими действиями девушка пыталась скрыть свое смущение, которое казалось очевидным. Но одновременно было приятным такое ее поведение: настойчивость и желание что-то сделать для меня. И не помнил уже, когда в последний раз кто-то угощал собственноручно приготовленным ужином. Чаще случалось наоборот: женщины стремились вытащить меня в ресторан, убеждая в том, что это и практичнее, и быстрее.

А Романова… она слишком сильно была ни на кого не похожа. Не переставала удивлять меня. И все сильнее нравилась. Хотя слово «нравилось» очень плохо подходило для описания тех чувств, что переполняли меня, когда я думал об этой девочке.

Подобная близость не поддавалась каким-то логическим объяснениям. Будь это только физическое влечение, я мог бы понять, хотя и страсти такой мне давно уже не приходилось испытывать. Чем-то зацепила Ника меня, и это не связано было с одним лишь сексом. Скорее, секс являлся закономерным и неизбежным продолжением того, что нас объединяло.

— Уверена, что тебе не нужна помощь? — я в очередной раз попытался пошутить и перевести приготовление ужина в другую плоскость. Был уверен, что девушка хочет этого ничуть не меньше, чем я. А воображение щедро подкидывало варианты, как именно я мог бы ей помочь. Прямо здесь, на кухне. Избавил бы от одежды, распластал на столе и медленно и старательно «помогал» бы. А потом мы продолжили бы уже в спальне. Но Ника тряхнула головой, смешно сдвигая брови, и прогнала меня с собственной кухни, сказав, что позволит зайти, лишь когда ужин будет готов.

Я был вынужден подчиниться. Конечно, можно было бы настоять на своем, и она наверняка осталась бы довольна, но где-то на задворках сознания проскользнула мысль о том, что ожидание лишь усилит все ощущения. Если ей хочется растянуть удовольствие, почему бы нет. В конце концов, у нас вся ночь впереди, а завтра выходной день, значит, времени еще больше.

Я легонько тронул губами висок девушки, вдохнув ставший уже знакомым запах кожи, и прошептал, едва касаясь аккуратного ушка:

— Тогда я пока приму душ. Если передумаешь, присоединяйся.

Ее скулы снова окрасились румянцем, и я чуть было не послал все к чертям: так хотелось действительно утащить ее с собой. Не знаю, как нашел в себе силы сдержаться, разве что мысли о том, что скоро она все равно окажется в моих руках, помогли. Но только слегка.

Вода стекала по телу, на этот раз теплая, смывала усталость долгого дня и одновременно дразнила. Я хотел, чтобы Ника была рядом. Чтобы ее руки скользили по мне, ублажая и соблазняя. Чтобы я и сам мог украсить ее обнаженные плечи душистыми мыльными облачками, позволить им спуститься к груди и любоваться темно-вишневыми ареолами, покрытыми белой кружевной пеной. А потом я направил бы на них потоки воды, меняя напор струи и раздразнивая еще больше. Ее — этой откровенной лаской, и себя, не имеющего сил отвести глаз. И почему только не настоял, чтобы она пошла со мной?!