— Нет, я не позволю! Слышишь?! Нет! – кричу, смотря на него сквозь пелену слез.
Он делает шаг, заваливаясь на меня. Дема берет мое лицо в ладони, упирается лбом в мой.
И я понимаю, что это конец. Он не послушает меня, не позволит остаться с ним. Он так решил, а на мои слова ему плевать. Отчаяние разливается по венам, лишая меня последней капли надежды.
— Нет, пожалуйста! Прошу! – вцепляюсь пальцами в его куртку. Сжимаю их, умоляю его. Больно. Так больно, что хочется сдохнуть.
Он отстраняется первым. Проводит пальцами по моему лицу. Глаза красные, влажные, смотрит так, словно это в последний раз.
— Ну чего ты, Белка, — улыбка кривит окровавленные губы. Ему больно, поэтому она не такая широкая как всегда. – Чего ты расхныкалась, а? Все хорошо будет, родная, слышишь?
Я хочу накричать на него. Я хочу его ударить. Я сделаю все, лишь бы он позволил, дал себе шанс на жизнь. Как он может обрекать меня на такое?! Как посмел оставить меня одну?! Он собирается пожертвовать собой, чтобы я жила. Только как?! Как мне жить без него?!
Притянув к себе, касается меня губами.
— А теперь беги. Насчет «три», поняла?!
Страх пронзает иглой. Пальцы мертвой хваткой впиваются в его одежду.
— Нет!
— Раз...
— Дема, пожалуйста. Милый, прошу!
— Два...
— Пойдем вместе или оставь с собой! Я не смогу без тебя! Не смогу!
Я сорвала голос. Я ревела как белуга. Цепляясь за него, словно за маленькую ветку, держащую меня на склоне обрыва. А он был равнодушен и жесток.
— Три!
Резкий толчок, но я не отступаю. Пальцы немеют от того, как сильно я сжимаю его рукава.
— Нет! Нет! Огинский не делай этого!!!
— Уходи уже! Давай быстрей, глупая! – он толкает меня, сильней и сильней. Его пальцы въедаются в мои запястья, сжимают до обжигающей боли.
— Вали уже, Белка!
— Исай!
Меня хватают за талию, буквально вздергивая в воздух. Исай прижимает к себе, тащит назад.
— Отпусти! Нет-нет!
Демид берет в руки пистолет, смотрит на меня так, словно больше никогда не увидит.
— Гесс, сукин ты сын! Береги ее, слышишь?!
Это последние его слова. Больше я не помню ничего. Не помню того, как он развернулся, и побежал навстречу Олегу. Не помню, как с другой стороны на уже пустую поляну, где только что были мы, вбежала еще одна группа преследователей. Я не помню выстрелов и мужских криков. Не помню, как Исай тащил меня по земле, не помню, как цеплялась за все ветки, пытаясь высвободиться и сорваться к нему. Не помню, как горело внутри, как рвало на части. Не помню, как Гесс зажимал мой рот своей рукой, чтобы нас не услышали, и не добили.
— Пусти меня! Пусти! – реву, когда он бросает меня на землю, придавливая сверху.
Я пытаюсь подняться, но рука Элис вдруг сдавливает мою шею. Девушка ложится, беря меня в захват.
— Он сделал это, чтобы ты была жива, — хрипит в лицо мне, прожигая яростным взглядом. Ее глаза тоже в слезах. Она давит так сильно, что я замолкаю.
— Приди в себя, Лия! Ты должна выжить, иначе ты предашь его, поняла?!
— Отпусти меня! – рычу, пытаясь отстранить ее руку.
— Элис, довольно! — Исай поднимает ее.
Закашлявшись, пытаюсь отдышаться. Но когда осматриваюсь, понимаю, что мы очень далеко. Справа от нас дорога, и я понятия не имею, где остался Демид.
— Ненавижу! Ненавижу вас! – срывается крик, полный отчаяния.
Элис подходит, и присев передо мной, бьет ладонью мне в лицо. Бьет так сильно, что это приводит в чувства. Я замолкаю, ошарашено глядя на нее.
— Собралась и пошла с нами, ясно тебе?! Мы дали ему слово, и мы его сдержим. А потом ненавидь нас, сколько тебе влезет.
Глава 21. Сдержишь ли ты обещание?
Я так долго смотрю в горящий экран телефона, что он остается в моих глазах, когда я отвожу взгляд в сторону. Вокруг меня полная темнота, темнота скрывающая сотни страшных и ужасных чудовищ. Я не свожу глаз с небольшого прямоугольника с яркой подсветкой. Раз за разом читаю свои сообщения, отправленные ему.
Их всего четырнадцать. По два длинных письма на каждый день. Я торможу себя, чтобы не сорваться и не писать ему каждую минуту. Он их не читает. Ни одно из них так и не доставлено.
Неделя, это так мало. Семь дней. Но когда ты теряешь очень важное, время становится беспощадным. Оно не лечит, оно убивает. С каждой пройденной секундой, отдаляющей меня от нашей последней встречи, во мне что-то умирает.
Так странно понимать, что твоя жизнь остановилась. Что тебя больше нет, а вокруг все живет в прежнем ритме. Я - невидимка, я – жалкое, сломленное существо, ожидающее конца. И я слышу все, что происходит вокруг. С этим ничего не поделать.
Я слышу их разговоры. Из соседних комнат, с улицы. Все братья вместе, и они продолжают жить. Гессы не собиратся отправляться на его спасение. Они похоронили его, вычеркнули из жизни. А я даже не ненавижу их в ответ. Просто не могу. Ничего не могу.
Помню, как Мирон говорил Исаю о том, что ехать к Олегу и рисковать людьми нет смысла. Демы нет, и они попросту положат своих ребят. Мирон говорил что-то о союзе с человеком по имени Харам. Они были увлечены построением планов мести Олегу и Астахову. Болше их не интересовало ничего.