Ты мой дом

А меня грызло чувство вины. В тот день, когда он уехал, я и себя то не помнила от горя. Не помню всего, что наговорила ему, но знаю точно, что была груба и жестока. Я послала его на верную смерть. Он дал мне слово, и я знаю, Исай выполнит его, чего бы это ему не стоило. Но дни шли, а от него совсем не было вестей.

— Наконец-то, мы валим из этой богадельни, – Элис опускается рядом со мной на скамейку. Выпускает дым.

— Боже, ты не представляешь, какое это удовольствие! Полтора месяца без сигарет.

Ее возмущение вызывает у меня улыбку. Волосы девушки затянуты в высокий пучок, минимум краски на лице и спортивный костюм вместо привычных вызывающих нарядов. Она стала другой. И пусть делает вид, словно ничего не изменилось.

— Мирон звонил, сказал, что уже на подъезде. Они сняли целый ресторан отпраздновать твое возвращение.

Элис кривится, словно ей это вовсе не интересно.

— Я тут кое-что придумала, — говорит она, поднимаясь со скамьи. По ее взбудораженному виду, я понимаю, что она задумала очередную авантюру.

— А не свалить ли нам всем вместе на Гоа? А что? Парни возьмут отпуск, понежимся на горячем песке, поплаваем в море. Там такой дайвинг, закачаешься!

Мне приятно видеть ее такой.

— Было бы круто, но вы езжайте, а с тобой мы смотаемся туда летом. Мне к учебе возвращаться нужно.

Элис хмурится.

— Лия. Я хочу, чтобы ты мне пообещала одну вещь.

После ее слов мне становится не по себе. С некоторых пор, я насторожено отношусь ко всяким обещаниям.

— Когда мы выйдем из этого места, обещай не закрываться и не исчезать из моей жизни. Мы прошли много дерьма, и ты единственный человек, кому я могу доверить любую тайну. Не считая братьев, конечно...

Элис выглядит такой открытой и ранимой.

— Пожалуйста, никогда не забывай, что ты наша семья. И парни такие же родные тебе, как и я.

В глазах стоят слезы. Ее слова будто касаются каждого потайного уголка моей души. Она задевает все еще воспаленные, больные места. Я киваю, улыбнувшись, а Элис притягивает меня к себе.

* * *

Мы выходим за ворота. Полтора месяца заключения позади. Ветер треплет голые ветви деревьев, весь асфальт в лужах и опавших листьях.

Элис рядом, держит меня за руку, и так мне немного проще. Думать о неизвестном будущем, принимать чуждую и страшную для меня свободу. Но я знаю, что они рядом. Значит я не одна.

С дороги, в сторону парковки на всем ходу съезжает черная Тайота Тундра.

Волнение отбойными молотками в висках.

Исай.

В кармане вибрирует телефон. Снова и снова, словно короткие сигналы оповещения. Достаю его, и открываю сообщения. Переписка с Огги.

Я не верю своим глазам, но по очереди, начиная с самого первого сообщения, одна галочка сменяется на две, и тут же загорается синим.

— Элис! — зову ее, снова и снова скользя глазами по экрану. Элис, ничего не понимая, продолжает курить, лениво посматривая на свой мобильный.

И когда машина останавливается, я вижу как открывается водительская дверь, и из нее выходит.. не Мирон. Исай.

Я делаю шаг, и чувствую, как мои ноги становятся ватными. Исай направляется ко мне.

По щекам текут слезы, я сжимаю в пальцах телефон, и в этот момент последнее из сообщений становится прочитанным.

— Ты здесь, — выдыхаю со всхлипом, когда он подходит ко мне.

Он улыбается, и я замечаю несколько новых шрамов на его лице.

Гесс делает шаг, и прижимает меня к себе. Я закрываю глаза, понимая, что он настоящий и не привиделся мне.

— Только не ври, крылышко, — шепчет на ухо, смеясь. — Я ведь знаю, что ты радуешься совсем не мне.

От его слов дрожь пробегает по телу. Я отстраняюсь, и всматриваюсь в его голубые глаза. Нет сил произнести и слова, когда внутри все кричит.

Это правда?! Правда?!

Он улыбается так нежно и кивает. Исай выпускает меня, отступая в сторону, и я вижу, как открывается пассажирская дверь, и спустя мгновение передо мной появляется ОН.

Черная худи и куртка сверху, лицо усталое, исхудавшее, в шрамах – бровь, уголок рта. Но это он... настоящий, живой, невредимый. Демид.

Я срываюсь к нему так быстро, что кажется, ветер подхватывает и несет на всех порах. Пару секунд, и я вцепляюсь в него. Я прижимаюсь к нему так сильно, словно все еще не верю в происходящее. Боюсь.

Из моих глаз льют слезы, и когда он отстраняется, чтобы заглянуть мне в лицо, я ничего не вижу – все размыто, словно на стекле в дождливый день.

— Белка, — хриплый, дрожащий голос. Мурашки по коже от него. Он здесь. Со мной. Настоящий.

Его пальцы на моем лице, а я носом в его ладонь утыкаюсь и дышу, дышу , дышу.

— Эй, ну хватит, все же нормально, — смеется Дема, заботливо стирая с моих щек слезы. Всматриваюсь в черты его лица, так жадно. Каждый шрамик его, каждый синяк исследую. В черных глазах усталость. Бедный мой, родной. Сколько он пережил! Сколько испытал за это время!

— Ты жив...- слетает тихое, едва различимое.

Он улыбается широко-широко, как умеет только мой Огги. И от его улыбки сердце на вылет.