Ты мой яд, я твоё проклятие. Книга 1

У меня было ощущение, что меня жестоко пытали, хотя, если судить объективно, всё, что сделал дин Ланнверт — это привязал меня к решётке и заставил несколько раз испытать болезненные ощущения. Возможно, при желании я бы даже могла их некоторое время терпеть, если бы задалась целью действительно солгать ему. Но меня так сильно выбило из колеи всё это: осознание, что я полностью в его власти, что он считает, что я влияю на него, тот дикий безумный, совершенно внезапный поцелуй. Дин Ланнверт словно задался целью свести меня с ума, потерять все ориентиры, и я то дрожала от страха, то всё внутри скручивалось от невероятного притяжения. Даже когда он мучил меня, он оставался для меня привлекательным, мне нравилось его твёрдо вылепленное лицо, чувственные губы, мощная шея в раскрытом вороте чёрной рубашки.

Он казался мне зверем. Злым жестоким хищником, и при всём этом дико притягивающим хищником. Я вконец потерялась в себе и в своих ощущениях.

Наконец дин Ланнверт открыл дверь, вынес меня в коридор и спустил с рук перед дверью в мои покои. Он даже не слишком запыхался, хотя проделал весь этот путь вверх по лестнице с грузом на руках. Открыл дверь, но почему-то не торопился отпустить меня, молча сверлил взглядом. Под этим жарким яростным взглядом я снова залилась краской. Рванулась, мечтая скорее сбежать, но дин Ланнверт быстро перехватил меня за талию, прижал к стене, придавил собой. Во взгляде у него было что-то невыносимое: безумный блеск, признание своей слабости, какая-то непонятная мольба, которую я не могла разгадать — и я смотрела в его глаза и тонула в их тёмной глубине.

На этот раз я поняла, что он собирается сделать. Поняла и всё равно осталась на месте, как будто он и впрямь околдовал меня.

Он коснулся моих губ так удивительно нежно, так осторожно, что я затаила дыхание. Невольно приоткрыла рот, впуская его. С трудом заставила себя остаться на месте, не податься вперёд, требуя большего, особенно когда его пальцы нагло переплелись с моими, по-хозяйски захватив в плен. Дин Ланнверт словно изучал меня, мои губы, мою реакцию. Я прикрыла глаза, не выдержав его настойчивого взгляда, но продолжала чувствовать его на себе.

Это был не такой зверино-дикий поцелуй, как внизу, это было изучение, проба границ, попытка выяснить, как далеко вообще можно зайти. И в то же время этот поцелуй был полон тягучей, расплавленной, как жидкое олово, нежности, отчаянного желания обладать. А хуже всего было то действие, которое на меня оказывала эта своевольная дерзкая ласка.

Как-то внезапно мы стали не смертельными врагами, не похитителем и его пленницей, а просто мужчиной и женщиной, и мужчина открыто признавался в своей слабости, а женщина безропотно принимала это признание, принимала и жаждала. Хотелось продлить этот миг перемирия навечно, но в сознании вдруг появилось строгое лицо отца, в ушах прозвучал его голос: «Тинна. У меня слишком много врагов. Будь осторожна. Будь очень осторожна».

Я вздрогнула, приходя в себя. Оттолкнула дин Ланнверта, вырвалась, забежала в комнату, обернулась и с отчаянием крикнула прямо ему в лицо:

— Я вам не девица лёгкого поведения! Оставьте меня в покое! Негодяй!

Он стиснул челюсти, глаза полыхнули. Испугавшись, я тут же закрыла дверь и приникла к ней всем телом, словно ожидая, что он начнёт ломиться, словно мой вес — который он только что с лёгкостью нёс на руках — мог помешать ему ворваться, если он того захочет.

Но дин Ланнверт не стал ни врываться, ни отвечать что-либо на мою брошенную в запале фразу. Я услышала стук его каблуков, а потом звук открывшейся и закрывшейся двери.

Ушёл к себе.

Накатившее облегчение словно вынуло из меня стержень. Я почувствовала одуряющую слабость, приникла лбом к двери, да так и сползла по ней вниз, и свернулась калачиком, обхватив ноги руками.

Отец… пожалуйста, вытащи меня отсюда поскорее. Вытащи, пока я… пока со мной не случилось что-то такое, о чём я безумно пожалею.

***

Не помню, как я засыпала, помню только, как ворочалась на подушке, всё снова и снова чувствуя на себе жадные, наглые руки дин Ланнверта, пронизывающий взгляд его светлых глаз, горячее дыхание и требовательные поцелуи. Раз за разом он обнимал меня, прижимал к стене, накрывал ртом мои губы. Только в воображении не отпускал так легко, раздевал, покрывал поцелуями грудь и живот, а потом опускался на колени между моих раздвинутых ног и долго, уверенно ласкал языком самую потайную часть моего тела.

Я и презирала сама себя за подобные мечтания, и не могла перестать. Он слишком сильно действовал на меня, как настоящий афродизиак, кружил голову своим напором, своей внутренней силой, привлекал меня, как огонь привлекает глупого мотылька. Стоило закрыть глаза, как перед внутренним взором опять вставали его потемневшие от желания глаза, и сладко ёкало в груди, распространяя по всему телу волны томительного, пугающего меня саму жаркого огня.