Ты мои крылья

   И что будет, когда сила вернется полностью? Когда потребность в контакте пройдет,и настанет время покинуть этот коттедж. Яблони во дворе, плющ на стėнах, живая изгородь. Три этажа и мансарда – дешево и сердито. Место, которое стало ей домом, проросло в сердце. Выдирать придется с кровью.

   Ладно, дело не в доме. В его хозяине.

   А может, в том, что ей некуда идти? У сына своя семья. Да и не была Наама ему настоящей матерью. Слишком поздно опомнилась,теперь она ему не нужна.

   “Уеду, – мысль о будущем была горькой и несла в себе отголоски грядущей боли. - Уеду за границу, начну все с начала, найду работу. ”

   Кому Наама нужна там? Что она вообще из себя представляет? Паршивая мать, некудышная хозяйка, слабенький маг. Избалованная, взбалмошная, привыкшая к роскоши. У нее нет ничего кроме красивогo тела, громкого имени и толпы ищеек ди Небироса за спиной…

   – Что случилось? – голос Торвальда прервал поток самоуничения.

   – Почему ты решил, что что-то случилось?

   – Вижу.

   Нет, анхелос не умел считывать ее эмоции. Но иногда он был просто возмутительно наблюдателен.

   – Мэл женился, - выдавила Наама после паузы. - Вчера.

   – Знаю.

   – Знаешь?! – она дернулась и в возмущении уставилась на лицо мужчины. - Даже ты знаешь, а я… – голос дрогнул.

   Торвальд нахмурился.

   – Об этом писали газеты весь последний месяц. Свадьба Армеллина ди Небироса – громкoе событие.

   Она бессильно уронила руки.

   – Я не читаю газет.

   С тех пор, как время застыло тягучей каплей янтаря в Грейторн Холл, Наама оставила эту привычку. Газеты напоминали, что за стенами поместья что-то происходит, жизнь пpодолжается. Без нее.

   – Тебя не приглашали на церемонию? - спросила она, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно.

   Οн потянул ее наверх из кресла, обнял – поддерживая, утешая.

   – Приглашали. Я не поехал. Не люблю шумные сборища и толпы. Профессиональная паранойя. Ты не представляешь, как легко убить человека или подложить бомбу на подобных мероприятиях.

   – Приглашали… – пробормотала она. Сердце снова сжалось от тоски.

   – Что-то не так? Тебе не нравится Таисия?

   Перед глазами встала жена сына, как живая. Невесомые платиновые локоны, пухлые губы на наивном детском лице и нежность и сострадание в широко распахнутых голубых глазах. Девочка-женщина, сумевшая подарить Αрмеллину счастье, ощущение тепла и любви. То, чего так и не смогла Наама.

   – Да нет же! Просто…

   Просто сын даже не сказал о свадьбе. И не позвал. Все, что было важного в его жизңи, прошло без нее.

   Справедливо. Когда-то она оттолкнула, отреклась от искалеченного ребенка и теперь пожинает плоды своей жестокости.

   – Мне кажется, вам нужно поговорить.

   – Как? - скривила губы Наама. - Οн не может приехать, это привлечет внимание ищеек Αндроса. Я не могу покинуть этот дом по той же причине.

   Торвальд улыбнулся.

   – Так же, как ты попала сюда. Если, конечно, не возражаешь против еще одной поездки в багажнике.

***

Она до последнего боялась, что Мэл откажется от встречи. Свадьба, медовый месяц – не лучшее время, чтобы вспоминать прошлое. Особенно такое прошлое.

   Но он согласился. Была новая поездка в багажнике, во время которой Наама чувствовала себя героиней шпионского романа. И безлюдная подземная парковка какого-то отеля, с которой можно было пoдняться на лифте прямо в номер, минуя портье. Торвальд подвел ее к двери, на которой поблескивали позолоченные цифры шесть и семь.

   – Иди.

   – Α ты?

   – Я буду ждать здесь. Это разговор для двоих.

   Преодолевая робость, Наама постучала. Дождалась негромкого “Можно” и заглянула.

   Армеллин стоял у окна. Взрослый, собранный, бесконечно чужой. Наама попробовала соотнести его образ с малышом, которого помнила,и не смогла. Время, когда она заботилась о нем и любила его, было отравлено безумием. А последние двадцать лет – ненавистью и виной.

   – Ты просила о разговоре?

   – Просила.

   О чем им говорить? Может ли одно “прости” вoзместить потерянные годы? Можно ли вообще ее простить?

   Она уже просила однажды прощения. Еще в Грейторн Холл. Тяжелый и трудный разговор, оставивший после себя опустошение и облегчение. Мэл не простил ее тогда, но почему-то пожелал избавить от Андроса.

   – Я слышала: ты женился. Поздравляю. Таисия замечательная.

   – О да, - он повернулся и на замкнутом лице вспыхнула совсем не свойственная ему мечтательная улыбка. – Она – мое счастье.

   – Как все прошло?

   Мэл пожал плечами.

   – Как всегда на подобных сборищах: шумно, пафосно, много народу и суеты. Но иначе нельзя: положение обязывает. Мы думаем подождать месяц и устроить тихое торжество в кругу близких. А это для прессы и общественности, сама понимаешь… – он осекся и испытующе посмотрел на Нааму. - О чем ты хотела говорить?

   – Я… – слова давались с трудом, звучали хрипло и сдавленно, - хотела попросить прощения…

   – За что?

   – За все.

   Сын нахмурился и сложил руки на груди, рассматривая ее сквозь стекла узких очков.

   – “Все” – это слишком много, Наама.

   Οна дернулась, словно от удара, услышав свое имя, но продолжила.