- Так какие омеги тебе нравятся? – спросил Бернштайн, отхлебнув из своей бутылки.
- Не знаю, - пожал я плечами, не отрывая взгляда от бушующего, темно-синего океана, хрустнув соленым арахисом. – Я же еще не полноценный альфа.
- Дааа, это незабываемо, трахать омегу в течке, когда ты уже сам полноценный альфа, - мечтательно улыбнулся Майк. – Ну, ты же уже спал с кем-то?
- Конечно, - округлил я глаза. – Я похож на гика?
- Ну, судя по тому, как ты отвечаешь на уроках, то – да, - усмехнулся он.
- Ох, я просто хочу поступить в приличный колледж, не полагаясь на наследство, которое мне оставил отец, - закатил я глаза.
- Ну а все-таки, - продолжал любопытствовать Бернштайн, - с характером или безвольные?
- Ты правильно сегодня заметил, - хмыкнул я, - с характером – чтобы трахать, дома пусть сидит безвольный.
- Да, - хохотнул он. – Но я женюсь на Тиме. Он мой, я чувствую.
- И что ты чувствуешь? – не скрывая ноток сарказма в голосе, спросил я.
Немного подумав, он ответил, медленно, смакуя каждое слово:
- Когда вижу его, ощущение, будто в груди ворочается что-то пушистое и теплое. И внизу живота что-то подрагивает. И когда я с ним, для меня больше никого не существует. И я каждый раз не могу уйти от него по утрам, все время хочется быть с ним, чувствовать его руку в своей руке, его лицо рядом с моим, и…ну, в общем, ты понял, - неловко закончил он и, усмехнувшись, нервно и слишком шумно отхлебнул пиво.
Я внимательно посмотрел на него, убеждаясь в том, что его щеки покрылись стыдливым румянцем, и понял, что именно вот в этот момент он открыл мне не просто свою самую страшную тайну, который даже его старший брат, наверняка, не знал, а свою душу.
- Это клево, чувак, - решил я его подбодрить, - круто, что ты можешь чувствовать к кому-то такое. Но почему тогда он, ну, так себя ведет?
- Я не знаю, - он пожал плечами, открывая упаковку чипсов, поерзав на тоненьком пледе, разделявший наши задницы от холодного песка. – Фил говорит, что мы ведем себя, как дети, и рано или поздно перестанем трахать друг другу мозг, и, я думаю, что это действительно так. Когда-нибудь нам надоест играть в наши игры.
Я перевел взгляд с едва различимого в темноте профиля Майкла на пляж, сильнее запахиваясь в худи и кожанку, накинутую сверху.
- Наверное, мне никогда не понять вас, - тихо произнес я, стараясь не потревожить то хрупкое доверие, возникшее между нами. Все-таки, младший Бернштайн не был Спайком или Стабом, которых и я воспринимал, как старших братьев, а Майк в дальнейшем мог бы стать мне действительно хорошим другом, отношения между которыми строятся на равных, а не так, как с теми двумя, на инстинкте опекать, как младшего и неопытного.
- Ну, мы же не такие снобы и зануды, как ты! – хохотнул он, чуть не облившись пивом.
- Пошел ты, - шутливо пихнул я его в плечо, - я не зануда!
Мы посмеялись немного и снова затихли, неспешно отпивая из бутылок, слушая шум прибоя и, едва доносящийся из включенного в машине радио, классический рок.
- Знаешь, а мне иногда даже верится в то, что у каждого альфы и омеги есть своя истинная пара. Например, когда я вспоминаю отца и его мужа…Но мне, почему-то, думается, что я, по закону подлости, либо не найду ее никогда, либо она будет такой, что я не захочу с ней быть, - разоткровенничался я.
- Такого просто не может быть! – горячо возразил Бернштайн. – Даже если у него не будет рук и ног, ты будешь любить его больше всего на свете!
- Тьфу, тьфу, тьфу на тебя, Майк! Не дай Бог мой омега будет инвалидом! – скорчил я рожу, снова пихнув его в плечо. – Я тогда вообще повешусь.
- Дурак ты, - покачал головой он, - в этом нет ничего такого. Тебе не понять, какого это, быть рядом с твоей парой, держать ее за руку, обнимать…кажется, что это все, что тебе нужно в этой жизни.
- Тогда, тем более, стоит начать молиться, чтобы я не встретил свою пару никогда.
Майкл только взглянул на меня жалостливо, но промолчал.
Впрочем, молчали мы недолго, заговорив на нейтральную тему – баскетбол. Нам, как оказалось, нравились одни и те же по стилю игры команды, и во многом наши взгляды на игру в принципе совпадали, поэтому об этом мы бы могли проговорить до самого утра, но так как завтра с утра нужно было вставать на тренировку, к полуночи Бернштайн завез меня домой, смущенно пробормотавший вместо прощания: «А ты, оказывается, нормальный чувак», и уехал.
Когда я вошел в дом и начал подниматься по лестнице, я понял, что последняя, четвертая бутылка явно была лишней, и кое-как продолжил свое шествие. Слава Богу, домашние задания были выполнены в библиотеке еще днем, в перерыве между уроками и тренировкой, и я мог спокойно завалиться спать, даже не принимая душ, так как все равно придется принимать его с утра, после пробежки.
Проходя мимо двери в комнату братца, я замер, внезапно поддавшись некому порыву. Выругавшись про себя на Спайка, которому-таки удалось промыть мне мозг насчет отношений с братцем, я тихо, на цыпочках, вошел вовнутрь.