Ты - мой спаситель

Затем он подобрался к сути беседы, к причине, по которой решил предложить ей вызвать адвоката. У него имелся пожар, возникший по неизвестной причине, а у нее был единственный ясный мотив для поджога — месть. Он хотел получить запись комментариев Мэгги по поводу ее конфликта с больничным начальством.

— Мне сказали, — сообщил он, — что отстранение от работы было всего лишь еще одним эпизодом в вашей войне с администрацией.

— Ну и что? Нет закона, запрещающего защищать себя с профессиональной точки зрения.

— Такого закона нет, но, по словам доктора Беннета, вы не просто выступали в защиту прав медсестер, Мэгги. Он говорит, что вы хватались за каждый конфликтный случай в стенах «каторги». Так ведь вы прозвали больницу, а?

Мэгги нагнулась вперед.

— Да, сэр. Насколько я знаю, это прозвище появилось там вместе со мной, но против сарказма тоже нет закона. И что вам это дает?

Он не ответил, только наклонился вперед, копируя ее позу, и посмотрел ей прямо в глаза.

— Вы считаете, администрация к вам прислушивается?

— Только в том случае, когда я кричу «Пожар!», — парировала она и откинулась назад.

Бо прикусил губу, чтобы не рассмеяться. Господи, ну почему ему нравится эта женщина? Уж она-то за словом в карман не полезет. Это бесспорно. Мало того, что тело ее жарче, чем очаг пожара, но она еще и остроумна. Бо чувствовал себя сосунком перед женщиной, которая так умела ответить, когда ее загоняли в угол. В его жизни, как это ни печально, не хватало юмора, понял Бо, и удивился, как он раньше этого не замечал.

Вздохнув, Бо откинулся назад и попытался снова вернуть беседу в нужное русло.

— Вы бы могли сказать, что перегорели на работе?

— А что? Кто-то так считает?

Бо не ответил, но его многозначительное молчание послужило ей ответом.

— Великолепно! — Мэгги рывком вскочила на ноги, отошла к окну и отвернулась от него, глядя сквозь открытые вертикальные жалюзи. — Слушали Беннета, да? Или Донну. Она обо мне беспокоится.

Уперев руки в бока, она обернулась.

— Послушайте, Грейсон, работая там, невозможно не перегореть. Больница при монастыре — это заведение на тысячу коек. Через приемное отделение каждый день проходят больные с показателем сахара в крови свыше восьмисот единиц. Каждый день. В частной больнице показатель выше шестисот уже вызвал бы переполох персонала. Экстремальная ситуация. А в нашей больнице у пациента должно быть не меньше девятисот, чтобы мы едва начали суетиться. Кризисные состояния для нас норма. К этому привыкаешь.

Она подняла руку, словно пыталась выловить из воздуха нужные слова. Нашла их, и рука опять вернулась на место.

— Работать в «Клойстере» все равно, что вступить в Корпус мира для работы в странах третьего мира. Альтруизма хватает только до поры до времени, а потом наступает реальность. Медсестры действительно недолго держатся на этой «каторге», а я работаю там уже восемь лет. И могу справиться. Не работа сжигает тебя. А тупоголовая политика администрации, от которой ухудшается помощь больным и сокращается количество медперсонала. Не говоря уже о врачах, подобных Тибодо, которые считают сестер своей собственностью.

— Значит, вы перегорели.

— Все работники больницы перегорели. Я не являюсь исключением.

Бо мог бы с ней не согласиться, но не стал возражать.

— Может быть, есть человек, который поддерживает вас? Кто-то, кто мог бы пожелать расквитаться за вас с больницей?

— Нет. Семьи у меня нет, и я сомневаюсь, что одна из моих подруг специально устроила пожар.

— Поклонник?

— Нет.

— Нет — у вас его нет? Или нет — он бы не стал устраивать пожар?

— Нет. — Она провела рукой по волосам. — У меня его нет. У меня не было ни одного поклонника с шестнадцати лет. С тех пор иногда появлялись приятели-мужчины, но ничего серьезного, и то уже давно никого нет.

Пока это был единственный ответ, который удовлетворил Бо. Заставив себя вернуться к основной теме, он спросил:

— Вы когда-нибудь курили в той подсобке?

— Нет.

— Насколько вам известно, кто-нибудь из персонала курит в этой комнате?

— О, какая радость! Предоставляется возможность отвести от себя подозрение, воткнув нож в спину кого-нибудь из коллег. Спасибо, не надо! Я не знаю никого, кто курит в этом чулане. — Она скрестила на груди руки. — Послушайте, Грейсон. Как долго мы будем этим заниматься? На все ответ один — нет. Вы лаете не на то дерево. Или не на того пироманьяка.

Бо щелкнул выключателем магнитофона.

— Тогда, полагаю, на сегодня достаточно.

— Мы с вами закончили? — спросила Мэгги, испытывая облегчение от того, что может удрать. Сидя так близко от Грейсона, она остро чувствовала каждое свое движение, каждое слово, любую смену выражения на своем лице. У этого человека глаза, как у ястреба.

— Пока да, — ответил он и встал.

По ее телу пробежала дрожь. Он вызывал в ней такое напряжение, делал многозначительным каждое слово и при этом ни разу не повысил голоса. Мэгги стало интересно, может ли он вспыхнуть или выйти из себя. Пару раз она замечала на его губах тень улыбки, но она тотчас же исчезала. Особенно когда он смотрел на нее.

— Мне надо подписать показания или что-то в этом роде?