Корзина с яблоками появилась сегодня утром у порога нашей комнаты. Без записок и опознавательных знаков. Вполне возможно, что даже перепутали и это не нам… Но в большом доме клювом не щелкают, потому мы с Маринкой скоренько затащили неожиданный подарок в комнату и растрясли его. И вот теперь нахально поедаем вкуснейшие яблоки. Груши и персики уже уничтожены.
— А кто еще? Не девчонка же, — смеется Маринка, — кто-то из твоих хвостов, определенно!
— Ну прямо, — смущаюсь я, не в силах представить, кто это может быть. Камень далеко. Ребята из группы не настолько мной увлечены, они Камня боятся… А кто еще? — А может, из твоих?
— Не-е-е… — Маринка грустнеет, откладывает яблоко, и я чувствую неловкость, потому что невольно затронула больную тему.
Подруга поругалась со своим парнем, Тигром. И вот уже вторую неделю они не общаются.
А все потому, что Маринка засекла его в инсте другой девчонки. С голым торсом и волосатой лапой на заднице этой самой девчонки.
Ох, беда была…
Неделю Маринка убивалась, и вот только пару дней, как в себя пришла. И тут я случайно напомнила…
— Блин, Марин… — откладываю яблоко, пересаживаюсь к ней, обнимаю, и подруга принимается подвывать мне в грудь:
— Сво-о-оло-о-очь… О-о-ой… Он сегодня с ней опять… В том самом рестике… А-а-а… Как будто ничего не было-о-о…
Я глажу ее по голове, что-то утешительное бормочу, понимая, что слова тут бессильны.
К сожалению, Тигр оказался редкостным блядуном и, поиграв с Маринкой неделю, переключился на другую девчонку.
И тут ничего не поделаешь, только пережить…
Я глажу подругу по голове, а сама периодически кошусь на книгу. Надо учить, надо.
Но и Маринку не оставишь.
Она — моя подруга, она мне так помогла. Если бы не она…
Тогда, три недели назад, я вылетела из дома родителей, словно ведьма на метле, ничего не видя перед собой и сглатывая соленые слезы.
Обидно было ужасно, страшно было до умопомрачения.
Планов никаких не имелось, будущее выглядело на редкость паршивым.
За первой эйфорией от собственной решительности и смелости пришло понимание, что деваться мне, по сути, некуда. Если раньше я могла, с большими оговорками, потому как сгорел сарай, гори и хата, пойти к Тошке… То теперь друга у меня не было.
И родственники все — в общине. А, значит, стоит появиться на пороге, сразу же выдадут родителям обратно.
Прижимая к груди сумку, я поехала в единственное место, которое знала, в универ.
На первую пару я опоздала, а вот ко второй успела, как раз к перемене.
Села на стул рядом с Маринкой, бросила сумку на пол, тупо уставилась перед собой.
Маринка, тут же отвлекаясь от болтовни с соседкой по ряду, повернулась ко мне, оценила заплаканные глаза и набитый до отказа рюкзак.
— Ого! Ты чего, от родаков дернула?
Я кивнула, уныло отворачиваясь.
— И куда теперь?
— Не знаю, — прошептала я, — может, жилье сниму…
— А бабки есть у тебя?
— Мало… — я повернулась к ней и с внезапно вспыхнувшей надеждой спросила, — а ты можешь одолжить? Мне чуть-чуть… Оплатить ночь в хостеле. Я все верну, честно!
Маринка задумчиво осмотрела меня, прикусила подкрашенную губу.
— Слушай… Есть вариант один. Но надо, чтоб за тебя ребята с группы попросили…
Оказывается, ее соседка по комнате, та самая, что так сильно хотела вчера на бой, сегодня утром неудачно свалилась с лестницы и повредила себе позвоночник. Жить будет, ходить тоже, но вот учиться в ближайшие полгода — вряд ли. Пока она в больнице, но через неделю поедет домой, восстанавливаться.
И у Маринки, чисто теоретически, половина комнаты пустует до весны примерно.
— Я не знаю, будут кого заселять ко мне, но если ребята за тебя замолвят слово, то коменда может и пустить…
Ну что сказать?
Никогда я с таким нетерпением не ждала окончания пары.
После звонка побежала на третий этаж, где по расписанию были пары у инженеров, ловить Сашку и договариваться с ним о помощи.
Теперь, вспоминая себя, абсолютно сумасшедшую в тот день, я думаю, что меня, не иначе, Бог вел. Значит, не разозлился на побег!
Я могла бы не найти Сашку. Он мог бы посмеяться и отказать в помощи. Коменда могла бы заартачиться… Все могло бы быть по-другому.
Но сложилось так, как надо.
И ночевала я уже в комнате общежития, на шикарной мягчайшей полуторке, на чистом белье, выделенном мне Маринкой, под ее бесконечную болтовню.
И, пусть после разговора с мамой, которой я все же позвонила и предупредила, что теперь дома не живу, было тягостно на душе, но в целом я улыбалась.
И думала, что меня Бог хранит и ведет, хоть мама и назвала отщепенкой и безбожницей, прокляла и приказала не являться ей на глаза.
Если б не помощь свыше, не получилось бы у меня так легко все устроить, не встретила бы я на пути своем столько добрых людей. Так что не права мама. И когда-нибудь она это поймет, я надеюсь.
— Слушай, бросай свою книгу, — всхлипывает Маринка, яростно вытирая мокрые щеки, — погнали погуляем!
— С ума сошла? На дворе ночь!
— Да всего десять вечера! Погнали! Не хочу дома! Он там гуляет, с ней! А я тут! Не хочу!
Вздыхаю, понимая, что идея эта — плохая.