Дёргает за ворот своей самой обыкновенной футболки, отчего ткань обтягивает рельефы его накачанной груди. Мои глаза сами впиваются в эту грудь. Неприлично пристально. И мне точно надо на воздух.
– Пойдём, – подрываюсь с кресла.
С жадностью глотаю кислород, оказавшись за пределами машины, но когда Киллиан приближается ко мне, жар от его присутствия поднимается вновь.
Медленно бредем к отелю. Огромная вывеска «Дом Холтов» висит очень высоко, и именно поэтому я не видела её из машины.
– Сколько таких отелей у семьи Доминика? – спрашиваю у Килла с воодушевлением. Говорить о ком-то намного проще, чем о себе или о нём.
– Этот был построен первым. А всего их три. Но в следующем году начнется строительство нового отеля в Нью-Хейвене.
С нескрываемым удивлением смотрю на парня.
– Да, – Киллиан открывает передо мной увесистую дверь. – Дом хочет уехать с отцом, может, даже остаться в Нью-Хейвене.
Мы проходим в просторный холл. Киллиан берёт меня под локоть и уверенно подводит к лифту, на ходу бросая приветствие метрдотелю.
– А как же яхт-клуб? – шепчу ему, когда проходим вглубь кабинки.
Мы тут не одни. С нами заходят мужчина и женщина средних лет.
– Клуб никуда не убежит, – Киллиан пожимает плечами. – Рано или поздно это должно произойти. Кто-то из нас уедет, кто-то потеряет интерес к клубу… и, возможно, будет заниматься чем-то другим. Мы не давали друг другу клятву верности, Олли. Мы друзья, но у каждого из нас своя жизнь.
В его словах звучат нотки грусти.
Лифт останавливается на втором этаже, и мы покидаем его. Весь этаж занимает большой и роскошный ресторан, но, как и говорил Киллиан, это всё ещё Милфорд. Гости и посетители одеты довольно буднично, по-простому, и меня это окончательно расслабляет.
Проходим к уединенному столику возле окна. Киллиан помогает мне усесться, галантно отодвигая стул. Потом садится напротив.
– Ты не против, если я закажу? – спрашивает меня парень.
Киваю в знак согласия. Килл поднимает руку, подзывая официантку. Быстро делает заказ, попросив две порции фирменного блюда и напитки.
– Что за блюдо? – сгорая от любопытства, спрашиваю у него, как только официантка уходит.
– Пицца, – смеётся Киллиан. – Но не обычная. Рецепт придумал Дом. Его родители не в восторге от этой пиццы. Честно сказать, я ел и получше, но только Дому этого не говори, – он подмигивает. – Мы приходим сюда и едим его пиццу, и именно поэтому она всё ещё в меню.
У меня вырывается громкий смешок, который я сразу ловлю в ладонь. Закрываю рот рукой. Наверное, не принято громко смеяться в ресторане? Но мы в Милфорде, и, похоже, посетителям плевать.
– Я уже боюсь есть эту пиццу, – говорю я с притворным ужасом в глазах.
– Нет, она не так ужасна, – он тоже прыскает. – Просто на любителя.
Пицца прибывает достаточно быстро. Внешне не очень привлекательная субстанция изобилует томатной пастой и пепперони.
– Это что, какая-то акция протеста? – подцепляю кусок двумя пальцами, но он соскальзывает обратно на тарелку.
– Почему протеста? – Киллиан вгрызается в свой кусок, пачкая подбородок пастой.
– Протеста против родителей, например. Выглядит как бунт со стороны Дома.
– Все мы так или иначе бунтуем, Лив. Все мы.
Протягиваю руку к лицу Киллиана, вытираю капли соуса под его губами, не сразу понимая, что вообще делаю.
Обжигаюсь от его взгляда. Отдергиваю руку. Опускаю глаза на свой кусок пиццы.
– А как бунтуешь ты? – спрашиваю, не поднимая глаз.
Глава 25. Кино
Её нежные пальчики пробегаются по моему подбородку, слегка касаясь нижней губы. Мне хочется прикусить эти пальчики… Потом! Уже после того, как Лив отдергивает руку. А сначала я впадаю в ступор, но всё-таки одариваю девушку пожирающим взглядом.
Её ресницы дрожат, когда она прячет свой взгляд от меня.
– А как бунтуешь ты? – говорит еле слышно.
Глубоко вздыхаю, откладываю кусок пиццы на тарелку. Долго вытираю руки салфеткой, обдумывая ответ.
Это очень щепетильная тема. Она так или иначе кружится вокруг моего отца, того, какой он урод, и что он сделал пять лет назад. И того, что сделал я.
Готова ли Лив узнать правду, которую я скрыл? Брайан считает, что не стоит ей говорить. И пока я с ним согласен. Что, если она снова сбежит от меня, что, если я копну слишком глубоко, а воспоминания и боль от них ещё лежат на поверхности. У нас только-только начинает устанавливаться контакт, и говорить на эту тему будет грандиозной ошибкой.
– Посмотри на меня, – восклицаю с притворным весельем. Лив поднимает взгляд. – Я просто ходячий бунт, – тычу на свою шею, точнее, на татуировки на ней. – Вот как я бунтую.
Лив скользит по моему телу пристальным взглядом. Закусывает губу, отчего по телу проносится электрический разряд. Он бьёт прямиком в пах. И пока Олли разглядывает меня, я без стеснения разглядываю её. Она совершенно не изменилась за последние пять лет. Те же длинные светлые волосы обрамляют красивое лицо, вот только взгляд голубых глаз стал глубже, взрослее.
– А твои татуировки, – задумчиво протягивает она, – несут какой-то смысл или это просто картинки?