Ты не знаешь меня

Мы смотрим друг на друга, запертые нашими взглядами. Только мы в этом вихре эмоций и не высказанных слов. Крепкие узы любви, ненависти, страха, верности, долга, обмана удерживают нас вместе, неумолимо закручиваясь вокруг нас словно вихрь. Конечно, он понимает, что я его ребенок, отвернулась от своего отца. Невозможно, чтобы он не догадался, что его кроткая дочь и любящая мать, хотели совершить поцелуй Иуды. Я даже не могу вздохнуть под его взглядом. У меня такое чувство, словно мои легкие сейчас лопнут от нехватки воздуха.

Он отворачивается от меня и тянется за куском черного хлеба. Я медленно выдыхаю, пытаясь держать себя в руках. Я еще раз бросаю взгляд на его раскрасневшееся лицо, нет, он ни о чем не догадывается. Мы для него всего лишь шахматные фигуры на доске. Его самомнение не позволяет ему поверить, что мы в состоянии подхватить свои собственные юбки и двигаться самостоятельно или передвинуть другие фигуры.

Разливают вино и вносят еду. Не только shashlik, но kulebyaka [6] , блины, оладьи, студень с мясом, паштет из утки с огурцом, два типа ukhas [7] . Каждое блюдо сделано с особой тщательностью и красиво украшено.

Как мне удается, не знаю, но я ем. Баба тоже ест. Потом отец отрывается от еды, чтобы принять телефонный звонок, я тут же бросаю взгляд на ба, и у меня сердце замирает. В это мгновение она выглядит так, будто передумала и не может заставить себя выполнить наш план, но потом она заставляет себя улыбнуться. Я с таким облегчением выдыхаю, понимая, что видя сейчас отца за столом таким очаровательным, она не передумала.

Прибывает десерт, шоколадный мусс самый любимый папин. К нему подается сладкое венгерское вино «Токай», наши бокалы наполняются.

Чем больше вина наливается, тем больше звучит тостов.

Ба обращается к папе:

— Где есть любовь, там нет греха, — говорит она. Мы выпиваем.

Он снова наполняет наши бокалы.

— За любовь, — говорит папа, протягивая свой бокал, чтобы чекнуться со своей матерью.

— За длинную жизнь, — говорю я, и мы опустошаем наши бокалы. Алкоголь обжигает мне горло.

Я наблюдаю за ним, как он ест мусс. Он получает удовольствие и не замечает привкус таблетки, которую я ему подложила, ее мне дал Дмитрий. Я боялась, что он почувствует, но он съел и выпил столько, что его обоняние значительно притупилось. Когда надают кофе, у отца начинает заплетаться язык. Ба просит одного из слуг помочь отвести отца в комнату.

Большинство слуг уже начали расходиться, отправляясь по домам.

Я иду к себе в комнату, переодеваюсь в джинсы, футболку и толстый свитер, на ноги обуваю кроссовки.

10.15 вечера: время действовать. Сейчас из сотрудников только два охранника у входа и, конечно же, рыщут собаки. Менее чем через час, все станции службы безопасности — сзади, спереди и по бокам, будет снова полностью укомплектованы.

10.20 вечера: я выхожу и зову собак. Я привожу их в кладовку, где оставила мясо после нашего обеда. Как только я закрываю собак, разбираюсь с камерой, застопорив ее доской, чтобы она не смогла перемещаться на сто восемьдесят градусов. Скорее всего маловероятно, что мужчины на гауптвахте заметят, что камера перестала вращаться. Если они это обнаружат, мой план провалиться.

Я выжидаю.

10.30: я перебрасываю веревочную лестницу через стену. Мужчины, которых мне предоставил Димитрий, Кири и Васлав, одетые во все черное, молча перелезают через стену. Я убираю веревочную лестницу. Я указываю на палку, удерживающую камеру от движения, и один из них убирает ее. Мы быстро прошмыгнули в темную кухню и убираем веревочную лестницу и палку в черный пакет.

10.34: я веду их в комнату отца и вижу, как они делают инъекцию более сильного успокоительного. Затем они несут его вниз по лестнице. Останавливаются у двери и поджидают меня.

10.40: я подхожу к кладовке и выпускаю собак.

10.45: сначала я вижу собак, потом обоих охранников, затем начинает завывать сигнализация, они с пистолетами наперевес мчатся к задней двери. Сработавшая сигнализация говорит о том, что кто-то попытался пролезть в дом с заднего входа. Может быть в здании злоумышленник.

10.46: Ба вырубает электричество. Весь дом погружается в темноту. Камеры перестают работать. У меня так колотится сердце, как ненормальное, пока я бегу к машине отца, запускаю двигатель и открываю багажник. Двое выносят отца из дома. Они двигаются на удивление быстро и бесшумно, учитывая не малый вес ноши. Они засовывают его в багажник и закрывают. Васлав пытается ключом открыть электрические ворота, которые заклинило без электричества. Он поджидает нас у ворот. О, черт. Я замечаю один носок моего отца на асфальте.

— Носок, — шепчу я, показывая на дорогу.

— Черт, — сипит шепотом Кири. Он выскакивает из машины и бежит поднимать его.

— Быстрее, — говорю я, нервно поглядывая в сторону задней части дома. Вот-вот должны вернуться собаки и охранники.