Если дождевые капли были поцелуями. Я отправил бы тебе ливень.
Если объятия были морями. Я отправил бы тебе океаны.
Если любовь была человеком, я отправил бы тебя к себе!
Шахид Аббас
— Слишком поздно уже, — тихо говорю я.
Мое сердце превратилось в кусок льда.
— Ты вредная бешеная собака. У тебя яд в крови и тебе не присущи
все человеческие чувства.
Он пытается высвободиться от веревок, с силой ерзая на стуле,
который скрежещет по бетонному полу, что чуть не опрокидывается.
Интересно, я как будто наблюдаю за всем со стороны, видя реальный
неприкрытый страх, отражающийся на его лице. Он начинает усиленно потеть.
Впервые в моих руках находится власть над его жизнью.
Вдруг он перестает пытаться освободиться и берет себя в руки. Он
меняет тактику, засмеявшись. Его смех звучит жестко и резко.
— Ты думаешь, это так легко отнять человеческую жизнь? На этом
ничего не закончится, даже когда ты нажмешь на курок. Давай я расскажу
тебе о кошмарах, которые будут преследовать тебя. Ты никуда от них не
скроешься. Убив меня, ты хочешь видеть меня в своих кошмарах? Я клянусь,
Таша, что буду преследовать тебя, я никогда не забуду твою
неблагодарность. Я буду преследовать тебя до конца твоих дней, а когда ты
умрешь, я буду поджидать тебя в аду.
У меня рука трясется, поэтому я перекладываю пистолет в другую
руку, пытаясь его удержать.
— Посмотри на себя. Дрожишь как осиновый лист. Ты не убийца. Ты не
создана для этого. Так же как и твоя мать-сука. Слабовольные. Давай.
Попробуй! Нажми на курок и увидишь, что произойдет. Сними розовые очки,
пока полностью не обосралась, — надсмехается он надо мной.
Его слова оказывают на меня странное действие — появляется легкое
головокружение. Я с трудом сглатываю и стараюсь все же сосредоточиться.
— Это за Сергея и Ноя, — отвечаю я ему, но голос звучит слабо и
неуверенно по сравнению с его громким, агрессивным, наполненным угрозами.
— Прекрати это немедленно, Таша, я обещаю, что последствий не
будет. Я спишу твои действия на временное помешательство, вызванное горем
из-за собаки. Я даю тебе свое слово. Ты же знаешь меня. Я никогда не
нарушал своего слова, да?
Я поднимаю пистолет, направив ему в грудь, палец опускаю на
спусковой крючок, крепко сжимая рукоятку, пытаясь собраться с духом.
Он снова меняет тактику.
— Ради Бога, Таша, ты не можешь застрелить своего отца. Какой будет
твоя жизнь после этого? Ты хочешь, чтобы моя смерть была на твоей
совести? — взывает он.
Чем больше он говорит, тем больше я соглашаюсь с ним.
Но я делаю над собой усилие, вспоминая моего бедного Сергея и Ноя,
и пытаюсь вернуть свою ненависть к отцу, но это не совсем работает…
только в кино происходит все быстро. Нажать на курок — это сложно. Пот
струится у меня по шеи, под подмышками тоже стало мокро. Я выпрямляюсь,
закрываю глаза, но мои руки не могут удержать пистолет прямо, они очень
сильно дрожат.
— Видишь, Таша, ты не убийца. Теперь послушайся своего папу и
развяжи меня. Давай выбираться отсюда. Мы же семья. А что скажет баба,
если узнает, что ты сотворила? Ты же разобьешь ей сердце. — В его голосе
слышится надежда, и лицо уже не перекошено гримасой страха. Он думает,
что сильнее меня. Он думает, что он знает меня лучше, на какие чувства
стоит нажать, чтобы выиграть.
И в этот момент я понимаю, что смогу спустить курок. И я также
понимаю, что сделаю этого не из-за желания отомстить. У меня даже нет сил
злиться на него. Сергея и Ноя уже не вернуть, даже если я убью его. Я
хочу нажать на курок, потому что такой человек, как он не должен ходить
по земле. Я даже не собираюсь ему говорить, что ба спланировала это
вместе со мной. Без ее помощи я никогда бы не смогла осуществить убийство
и не попасться.
Возможно, он прав. Я была настолько погружена в свой план, что
совсем упустила из виду — реальное убийство требует много сил. Я вдруг
ловлю себя на мысли, что запуталась в водовороте всех своих эмоций, и
чувствую, как моя решимость ускользает.
— Подумай, что ты делаешь, Таша. Неужели ты думаешь, что не будет
расследования? Неужели ты думаешь, что не оставила за собой улик? Ты
хочешь провести остаток жизни в тюрьме? Там очень любят блондинок, таких
девушек, как ты. Ты хочешь там стать чьей-то сучкой? Именно этого ты
хочешь? Ведь у тебя больше не будет походов по салонам и магазинам, а
также праздников, а про собаку ты вообще можешь забыть. Единственной
собакой будешь ты. Неблагодарная маленькая сучка, обслуживающая жестких,
закоренелых преступников. Ты будешь просто дыркой всю оставшуюся свою
жизнь. Как тебе такая жизнь, а?
У меня бегут слезы по щекам. Я делаю большой вдох. Я смогу это
сделать. Мне необходимо все завершить. Неважно, что случится потом, но
здесь и сейчас я должна поставить точки над «i», потому что иначе не
только я понесу наказание, но также мама и ба.
Матерясь, он улыбается, оскалив зубы.
— Хватит. Не заставляй меня еще больше сердиться на тебя. Я твой
отец. Я приказываю тебе развязать меня сейчас же, — нетерпеливо лает он,
как будто может контролировать ситуацию. И когда я поднимаю взгляд к его
глазам, понимаю, что развязать его не могу. Он не успокоится, пока не