- Мам, успокойся, просто Хоуп завтра рано вставать на работу, я сейчас отвезу ее домой, а тебе отец могу сказать только одно. Ты никогда еще не был так прав.
Челюсти родителей мгновенно рухнули на грудь и глава семьи часто заморгал, едва подавив желание спросить не ослышался ли он часом, но уже через секунду оба наблюдали, как Бенедикт быстро зашагал, игнорируя любопытные взгляды гостей.
По длинной темной аллее, освещенной только рассеянным светом неярких садовых фонарей, Хоуп шагала босиком. Пятка на правой ноге представляла собой кровавое месиво. Размахивая парой туфлей в руках, она услышала за спиной хруст гравия под колесами машины и тут же с ней поравнялся Бенедикт, сидя за рулем полюбившегося ему «цивика».
- Ты так далеко не убежишь. Лучше поедем со мной.
Из-за нескольких бокалов шампанского, Хоуп ощущала как бурлила в теле кровь, притупляя разочарование от такого беспардонного отказа.
- И какие у тебя планы? - она наклонилась, крест на крест уложив руки в открытое окно дверцы машины.
- Сначала в аптеку, потом напоить тебя еще больше и затащить в постель.
От услышанного Хоуп громко икнула и вспыхнула, благо, что вокруг был полумрак. Но сердце пропустило удар, а жажда приключений на задницу умчалась с восторженными визгами в неизученные дали неизвестности.
- Садись уже! Только кровавого следа не хватало до самых ворот из-за твоей пятки, - Бенедикт успел выйти из машины, мягко отодвинуть явно ошарашенную женщину от дверцы и усадить на переднее сиденье, наслаждаясь произведенным эффектом.
Тот факт, что принявшая форму шутки правда, была слишком уж желанной, чтобы не позволить себе немного флирта и надо сказать, такая Хоуп — отчаянная, с горящими глазами и плохо подавляемой злостью, невероятно привлекала своим чувством свободы, которое позволяло ей развернуться в любой момент и уйти прочь от людей, с которыми не хотелось находиться рядом.
Сев за руль, Бенедикт усмехнулся.
- Так ничего и не скажешь?
- А что тут говорить? Все лучше, чем я пойду и напьюсь сейчас в одиночку. Кстати, с днем рождения!
- И на том спасибо.
Наведавшись в аптеку за антисептиком и в какой-то придорожный магазинчик, где продавалось все, начиная от пятновыводителя и заканчивая нижним бельем, он презентовал Хоуп пару удобных шлепанцев.
Машина в скором времени была припаркована у небольшого малоквартирного дома не самого фешенебельного района. Трехэтажные дома, были увешаны яркими неоновыми вывесками, а неподалеку располагался мексиканский ресторанчик, из которого доносились звуки рыдающей песни в исполнении явно талантливой исполнительницы местного поклепа.
С заднего сиденья Бенедикт забрал увесистый бумажный пакет, в котором многозначительно звякнули бутылки.
- Я больше пить не буду! - торопливо сказала Хоуп, чувствуя блаженный покой в районе пятки, когда ноги ступили на потрескавшийся асфальт дороги. Шлепанцы еще и по размеру подошли.
- Успокойся. Это не то о чем ты подумала. Идем!
Квартира на третьем этаже не обещала отличать особо от дома в целом — должно быть стандартная и посредственная...
Саднящая пятка была настоящим спасением, в противном случае досада из-за того, что затея попросить денег у Илая Купера провалилась, быстро достигла старой доброй истерики. Физическая боль притупляла пограничное состояние полного отчаяния, но Хоуп успокаивала себя тем, что никто не отменял такой проверенный способ, как шантаж в отношении отца, которому в скором времени нужно будет выбирать между дочерью и мерседесом.
Щелкнув выключатель, Бенедикт по-хозяйски прошел вперед, чтобы выгрузить снедь на кухне. А Хоуп так и осталась стоять в дверях, пока ее глаза, ослепленные от белизны стен и яркого света, не сфокусировались на огромных черно-белых фотографиях.
На самой большой, висевшей в центре были изображены дети в рыбацких лодках. Явно забравшиеся туда без разрешения взрослых, они навсегда были запечетлены в момент своего обнаружения поджарым стариком, который бежал к ним, а они от него. Окруженные тысячами брызг морской воды, с неописуемым счастьем на лицах. Одетые только в видавшие виды шорты, босые и счастливые, они знали, что старик не станет их особо бранить и по большей части играет с ними.
На фоне скромных деревянных домов рыбацкой деревушки, открывалась картина искренности и неподдельных эмоций, которые вызывали желание смеяться, вместе с этими детьми — выходцами из простых семей работяг. Здесь нет жалоб на скромное и стесненное положение, здоровье, непонимание, грубость, оскорбления. Только детство и такая далекая от него старость, но не немощная и озлобленная, а счастливая.
- Это ты... То есть, твои? - только и смогла произнести Хоуп, чувствуя, что не в силах отвести взгляд столь незамысловатой картины, но таких сильных, настоящих эмоций.
Бенедикт прекрасно понял, что она хотела сказать. Скрестив руки на груди он оперся от столешницу, наслаждаясь реакцией Хоуп, но ее разодранная пятка не давала ему покоя.