Ты плакала в вечерней тишине, или Меркнут знаки Зодиака

Детина с треском заломил Насте руку, в которой она держала топорик, и тот с шумом грохнулся на пол в прихожей. Ножом, который девушка держала в левой руке, она попыталась пырнуть нежданного ночного визитера в живот, но сама получила такой удар под дых, что согнулась от боли. Нож вывалился из ослабевшей руки.

– Скотина, – только и смогла прошипеть журналистка.

– А за скотину отдельное спасибо, – услышала она в ответ и, получив еще один удар ногой ниже пояса, рухнула на пол.

– Что, сука, брыкаться вздумала? Ты у меня сейчас получишь и скотину, и две скотины. – Здоровенный амбал с огромными плечами надвигался на Настю как жуткое чудовище из фильма ужасов, а та торопливо отползала, опираясь локтями и отталкиваясь ногами от пола.

Здоровяк настиг Настю и наступил на кисть ее левой руки тяжеленной ступней ноги, обутой в нечто вроде кирзового сапога.

– Не уползешь. Сдохнешь здесь. Видишь это? – поднес он Насте к носу дуло пистолета с глушителем. – На, понюхай, тварь… Где фотоаппарат?

Настя промолчала. Давление на руку заметно усилилось.

– М-м-м, – простонала девушка.

– Сейчас морду изуродую, если не скажешь, – снова надавил на руку преступник.

Остаться без лица Прокофьевой очень не хотелось, поэтому пришлось заговорить.

– Там, в комнате, – прохрипела она, скрежеща зубами от боли. – Не дави так, скот.

Скот сграбастал ее за шиворот пижамы и, не поднимая с пола, потащил в спальню. Нащупав на стене выключатель, он зажег свет.

– Где? Показывай.

– На полке лежит.

– Где? – вновь спросил он.

– Да вон же. Глаза разуй, скот, – злобно ответила Настя. Она уже не боялась. Ощущение страха за свою жизнь отхлынуло вместе с первой болью. Теперь журналистка прямо-таки рвалась в бой.

Пока громила проверял наличие нужных ему кадров в фотоаппарате, она успела встать и поднять за ножку стул, чтобы швырнуть его в негодяя. Но, не успев замахнуться, вновь оказалась лежащей на полу.

– А сейчас давай-ка развлечемся, сучка поганая, – лениво процедило мерзкое животное.

– Размечтался, гадина. А еще чего-нибудь не хочешь? – прошипела она.

Преступник поднял ее, схватив под руку, и швырнул на диван.

– Ты еще вякать будешь мне тут, сука драная. Ложись и ноги раздвигай.

Чудовище не торопясь принялось расстегивать ремень, затем ширинку. Но пока скот готовился к изнасилованию, рука Прокофьевой, резко отъехавшей к спинке дивана, нащупала на полу оставшуюся со вчерашнего дня пустую бутылку из-под текилы, которую она поленилась отнести на кухню, чтобы выбросить в мусорку.

Настя схватила бутылку за горлышко, и как раз в тот момент, когда амбал придвинулся ближе, чтобы навалиться на нее всем грузом своего тела, разбила ее о батарею и сунула оставшуюся в руках острозубую «розетку» насильнику в область паха. Ночную тишину разорвал пронзительный истошный вопль.

– Вот и развлеклись, – констатировала Прокофьева, вскочив на ноги. – Танцуй и пой, что я с тобой.

Громила с изувеченным половым органом попытался вытащить из-за пазухи пистолет, чтобы выстрелить в нее. Но Настя на сотые доли секунды опередила его. Подхватив стул, она сильным ударом выбила из рук преступника оружие.

Пытаясь подняться, не состоявшийся насильник зацепил лежавший на столе фотоаппарат, и тот свалился на пол.

Настя уже стояла у дверей комнаты с пистолетом в руке.

– Тронься с места, и я выстрелю. Одно движение, – сказала она преступнику, – и ты лишишься не только яиц, но и жизни.

– Ах ты, курва, – раненый амбал уже стоял на ногах со спущенными штанами, залитыми кровью какого-то синюшного цвета.

«Венозная, что ли?» – невольно заинтересовалась Прокофьева, впечатленная размером подрезанного члена.

Она не успела додумать свою мысль до конца, как выстрелила, потому что амбал таки шагнул, а ей вовсе не хотелось снова оказаться в роли жертвы. Амбал глухо ахнул и схватился рукой за живот ниже места, где располагалась печень. Настя выстрелила еще два раза, амбал рухнул, заливая ее ковровую дорожку кровью.

– Ну и что мне с тобой теперь делать? Вызвать «скорую», что ли? – произнесла она, все еще держа пистолет наготове в вытянутых руках. – Прости, сволочь, но ты бы меня изнасиловал и убил, а мне это ни к чему.

– Тебя так и так убьют, гадюка, – прошептало обессилевшее от боли и потери крови чудовище.

На какой-то миг Насте даже стало его жалко, но тут она почувствовала, как горлу подступает ком, и сломя голову побежала на кухню. Там ее вырвало.

«Хорошо, что успела добежать до раковины, – мелькнуло в голове Насти. – А то заблевала бы всю комнату. О, блин, я же только что покалечила и подстрелила человека. Надо же такому случиться. А как-то не страшно совсем».

Но страх вернулся к Прокофьевой, когда она услышала, что дверь снова открывается.

– О, Господи, сколько же вас на одну меня? – прошептала она.

Хотя пистолет значительно облегчал оборону, но кто же знает, сколько патронов осталось в обойме.

«Выноси готовенького. Кто на новенького?» – снова вселился в нее веселящий газ.

– Стой, стрелять буду, – сказала Настя, поворачиваясь к новому гостю.