Ты плакала в вечерней тишине, или Меркнут знаки Зодиака

Забродина много лет помогала Левочке, как она его называла, проводить экспертное исследование проходивших через его руки культурных ценностей по архивам Эрмитажа, к которым имела прямой доступ. Она немало знала о его противозаконных махинациях, но закрывала на них глаза, поскольку, оставаясь старой девой, была влюблена по уши в импозантного и речистого тележурналиста.

Штайнер, хладнокровно убив ее, перерезал прочную ниточку, ведущую к его прошлому, но, подходя к своей стоявшей в соседнем дворе машине, совершенно неожиданно для него оказался сфотографированным некоей девушкой, как чуть позже выяснилось — журналисткой.

Когда журналистка, вывалившись из машины, оставила его с носом, он запаниковал и позвонил своему старому знакомому Полкану, издавна враждовавшему, по его сведениям, с Савелием Дымом. Наплетя ему с три короба о причинах своей «гибели», он «заказал» Настю, пообещав за ее «устранение» щедрое вознаграждение. И лишь позже, осторожно наведя справки, узнал, что заветный камешек до Савелия принадлежал как раз Полкану, и именно из-за камня между ними вновь ведется война.

«Надо же было этой чертовой журналистке подвернуться мне под руку, — скривился, потирая лоб, Штайнер. — Если бы не она, уже пил бы шампанское где-нибудь в Берне. А что теперь? Если поеду к Полкану, тот ее, может быть, и отправит на небеса, но ведь и я рядом с ней трупом лягу. Да, если милиция до нее доберется, все выйдет на явь — и то, что я жив-здоров, и то, что на мне два трупа — бомжа и Забродовой. Если уйду за рубеж, придется всю оставшуюся жизнь сидеть как мышь под веником — с Интерполом шутки плохи. Останусь здесь — не милиция, так братки уроют. Нет, ноги надо делать, ноги. Пересижу в глубинке, затем рвану в Европу».

Он отправился в сарай, который служил ему и гаражом для машины, достал туристический рюкзак и принялся укладывать в него завернутые в целлофан пачки долларов, драгоценности и некоторые особо ценные антикварные вещицы. Заветный камешек Штайнер держал при себе, в специальном кожаном мешочке на шее. Завершив укладку, он застегнул рюкзак и переоделся. Теперь он выглядел, как старый турист-любитель. На нем были свитер, джинсы и кожаная кепка. Поверх свитера коллекционер надел легкую куртку. Приготовления подошли к концу. Оставалось только завести мотор машины и распахнуть двухстворчатую дверь сарая, чтобы спокойно выехать на дорогу…

Но тут в оставленную для прохода дверную щель заглянул живший неподалеку пенсионер Иван Захарыч Ложкин, который пришел поинтересоваться, чего там возится в сарае его сосед. Штайнер время от времени угощал деда водкой, а затем вел с ним степенные беседы. И Захарыч и на этот раз надеялся на то, что ему кое-что перепадет. Выпить он любил. Водочка, как выражался пенсионер, согревала ему душу, которая скучала здесь, в этой глуши, где кроме трех старух, оставшихся доживать свой век в покосившихся избах, и людей-то не было.

— Э, Петрович, — обратился к Штайнеру Иван Захарыч. — Ты что это в потемках делаешь?

Дело в том, что Штайнер в Каменке был известен как Александр Петрович Скакунов, приватно практикующий в Петербурге ветврач, купивший дачу для лесного отдыха. Правда, скотину Александр Петрович в деревне никогда не лечил, но если Захарычу требовалось для коровы какое-нибудь лекарство, то Штайнер-Скакунов исправно привозил его из города.

Штайнер вздрогнул от неожиданности, но, узнав голос старика, успокоился.

— Слушай, Захарыч, мне сейчас не до тебя… — досадливо махнул он рукой. — Завтра гости ко мне приедут, хочу прибраться. Пожалуйста, уйди, не мешай… Мне еще вывезти мусор надо… Вот собираю…

— А чего ночью-то. Завтра б с утреца, — попытался продолжить разговор Захарыч.

— С утреца я поеду встречать их на станцию… Так что не мешай. Не до тебя мне, понял?

— Как не понять… Оно конечно, порядок нужен… А что за гости-то?

— Захарыч… — с укором посмотрел на него Кандидат.

— Ну извини, сосед, если что не так. Извини, — Иван Захарыч обиженно развернулся и поковылял к своему дому, стоявшему напротив дома Штайнера-Скакунова, по другую сторону улицы.

«Вот жмот, — подумал он, — я к нему со всей душой, а тот — уйди. Городские — они все такие».

Поковырявшись в моторе и закрыв багажник «уазика», Штайнер подошел к тяжелым дверям сарая и пожалел, что прогнал Захарыча. Двери совсем осели и, чтобы их открыть, требовалась посторонняя помощь. Тут за дверью вновь послышались шаги.

— Захарыч, помощь твоя нужна. Хорошо, что вернулся, — крикнул Штайнер.

— Помощь, говоришь, нужна? Это мы с радостью, отчего же не помочь хорошему человеку… — проворчал Полкан, перекрывая коллекционеру дорогу к отступлению. — Никак в бега намылился?

— Как ты здесь оказался? — оторопел Штайнер, но тут же взял себя в руки. — Впрочем это не важно… Девку привез?

— М-гу… — промямлил Полкан… — Камень где?

— Какой камень? — Штайнер недоуменно пожал плечами. — Что ты имеешь в виду?

— Не лепи горбатого, Кандидат, — недобро посмотрел на Штайнера Басалыга. — Какой камень, говоришь? Да тот, что ты у Дыма спер.

— В первый раз слышу, — все так же спокойно ответил Лев Ефимович.