Ты плохо убил его , док!

Римма, конечно, права, сочинение - это всего лишь школьное упражнение, но... Они

все знали, что он бывший врач. О том же, что он бывший военный врач, что воевал в

Афганистане, был штурмовиком-десантникам, им знать не обязательно. И что медаль "За

отвагу" и афганскую он получил вовсе не за успешное лечение афганских крестьян. Вопрос

миссис Шухат задевает его лично, и он не может просто отмахнуться, будь это хоть сто раз

школьное упражнение.

... В тот раз "духи" не должны были уйти. О том, кто их выдал, наши "друзья"-

афганское руководство не знали: об операции, вопреки всем начальственным установкам, не сообщили ни местной "народной власти", ни даже царандою (афганский аналог КГБ), Те, как правило, не умели или не хотели держать тайны.

Рота выдвинулась в четыре утра, к шести подошла к Акбаши, маленькому кишлачку в

десяти километрах от Имам-Сахиба. Весь кишлачок состоял из трех дворов у дороги, как

раз по взводу на двор. Каждый двор- маленькая крепость из двух-трех строений, обнесенных

мощным забором-дувалом, в нем небольшие деревянные ворота, а в одной из створок еще и

крохотная калитка.

Ротный два дня назад подорвался на мине, лежал в госпитале без ноги,а его зам

только что прибыл из Союза- совсем еще необстрелянный зеленый лейтенант. Поэтому роту

в бой вел командир батальона капитан Королев, или, как его за глаза звал весь батальон, Король. Ну, а с ним, как всегда, и доктор, старший лейтенант Гольдин, "Док".

Рядом они смотрелись великолепно: комбат - типичный громила-спецназовец: этакий

почти двухметровый шкаф, светловолосый, с большим жабьим ртом; и доктор-

невысокий, однако крепко сбитый чернявый живчик-весельчак, смахивающий на

киношного итальянца. Они дружили и уж в бою-то всегда держались рядом.

Рота быстро рассредоточилась вокруг кишлака так, чтобы оттуда и мышь живая не

проскочила, и чтобы подстраховать атакующих с тыла.

Схема атаки была отработана и многократно проверена в боях: "вперед волной", то

есть влетевший во двор первым давал широкую очередь по окнам и прыгал к ближайшей

двери, ворвавшиеся за ним двое били уже более прицельно каждый по своим окнам, не

давая никому высунуться, третья волна- четверо или шестеро- стреляли каждый в свое окно, в то время как летели ко всем остальным дверям вторые, а первый, высадив дверь, швырял

в комнату гранату, заскакивал сразу же после взрыва и стрелял во все, что еще шевелится.

Так и в тот раз. Комбат вслед за взрывом гранаты влетел в комнату. На полу лежала

убитая женщина, рядом израненный осколками бородач тянулся к винтовке. Добив его

короткой очередью из автомата, Король начал оглядываться, и вдруг из-за шкафа в углу

раздался щелчок. Только что влетевший вслед за комбатом Док с ходу развернулся и, не

целясь, на звук полоснул длинной очередью. Оттуда со всхлипом вывалился убитый им

парнишка лет четырнадцати-пятнадцати на вид. Не повезло баче, мелькнула у доктора

мысль, старое ружье дало осечку. Комбат пошарил лучом фонаря- что-то зашевелилось за

трупом мужика, и оттуда выполз пацаненок лет девяти-десяти, за правой ножкой его

тянулся кровавый след.

- Док, - скомандовал комбат, - кончай бачонка, я пошел дальше!

Вылетела от удара ногой вторая дверь, ухнула там граната, и комбат уже во второй комнате.

Доктор подошел к пацаненку: из черных испуганных глаз с длинными, как у

девчонки» ресницами катились слезы. Он тихо всхлипывал, но старался подавить свои

всхлипы грязной ладошкой, засунутой в рот, и все пытался подтянуть под себя раненую

ногу.

Доктор приподнял автомат, повел стволом- глаза пацана еще больше расширились

от ужаса, в комнате резко запахло мочой.

Гольдин понимал, что бачу добить надо: нельзя оставлять свидетелей такой бойни, да и, выжив, этот пацан станет смертельным врагом. Понимал, но... не мог нажать курок. Уж

больно симпатичный пацан, хотя и грязный, и дикарь, но...

Доктор достал нож - ужас полыхнул в детских глазах, вспорол штанину на раненой

ноге пацана, быстро перевязал рану индивидуальным пакетом. Потом вскинул автомат, пальнул короткую очередь в потолок и выскочил во вторую комнату -там уже кроме комбата

было еще двое солдат. На полу в левом от входа углу сидел замшелый дед в грязно-белой

чалме, худые босые ноги его торчали из белых штанин, сизые, с набухшими узловатыми

венами и кривыми, изуродованными артритом пальцами. Тонкими высохшими руками дед

прижимал к себе полотняный мешок. Дед казался неживым, жили только маленькие колюче-

алые глаза вокруг крючковатого носа. Глаза жили сами по себе,в них не было ни старческой

немощи,ни мудрости- только испепеляющая, всепоглощающая ненависть.

Комбат вырвал из рук деда мешок, тот развязался, из него посыпались пачки денег- не

афгани, не доллары и не рубли-на полу валялись пачки царских сторублевок с портретом