Ты плоть, ты кровь моя

Через несколько дней, вечером, они опять пили водку – Доналд начал уже привыкать к ней, – запивая «колеса» и врубив на полную громкость одну из записей Маккернана на старом раздолбанном кассетнике, того самого певца, которого он так обожал, того, с полиомиелитом – или это была автомобильная авария, где он повредил себе ногу? – Доналд таких подробностей никогда не помнил. Ну, в общем, этого… Маккернан подпевал во всю глотку, потом вдруг замолк и вытащил свой бумажник из кармана джинсов, открыл его и извлек потрепанную и потрескавшуюся фотографию, сделанную «Полароидом», поглядел на нее с ухмылкой, прежде чем показать Доналду.

– Погляди-ка. Что скажешь?

Лицо на фото смазано – женщина лежит, опершись спиной о кресло, голая, с запястья свешивается кусок веревки, на внутренней стороне бедер вроде бы кровь. На полу, рядом с ее ногой, старая кочерга – или это какой-то инструмент?

– Ну, что скажешь?

Не в силах, совершенно не в силах оторвать взгляд от фотографии, Доналд не знал, что он должен сказать.

– Это Мишель, – сообщил Маккернан. – Отличная девка! Тебе бы она понравилась. Тихая, спокойная. – Он улыбался. – Пожила у меня немного в прошлом году.

Вытащив из кармана зажигалку, высек огонь.

– Нет смысла теперь ее с собой таскать. Мы ж можем и получше что-нибудь придумать, а? Ты и я.

Держа фото за уголок, он наблюдал, как оно свертывается и горит, потом уронил его и продолжал смотреть, пока оно не превратилось в пепел.

– Ты и я, Шейн! – Смеясь, он поднял бутылку, как бы произнося тост, поднес ко рту и глотнул. – Ты и я, чтоб мне сдохнуть!

8

В отличие от Элдера, который – в силу самых разных причин (некоторые он и сам вряд ли когда-нибудь вполне осознавал) – плюнул на свою работу почти сразу, как только выслужил тридцать лет стажа, Дон Гайзли проработал на десять лет дольше, но в итоге и ему это осточертело, и он предпочел тишину и спокойствие сельской местности, деревушку к западу от Кливленд-Хиллс и национальный парк Норт-Йорк-Мурс, где он со своей женой Эстер стал работать в маленьком почтовом отделении, совмещенном с магазинчиком товаров повседневного спроса.

Влажность была на удивление высокой: апрель, переходящий в май, – и у Элдера рубашка прилипла к спине.

– Потеешь, старина, – заметил Гайзли, пожимая Элдеру руку.

В свободной клетчатой рубашке и темных бесформенных штанах, с седыми, почти белыми, волосами, падавшими на глаза, Гайзли перебирал остатки лука, выбрасывая луковицы, которые казались ему слишком мягкими или иным образом подавали признаки разложения.

– Проходи сюда. Может, нам повезет и Эстер угостит нас чаем. – Последнее было произнесено погромче и явно предназначалось его жене, которая стояла за небольшим почтовым прилавком в дальнем углу магазинчика и обсуждала с какой-то постоянной покупательницей проблемы хирургического удаления матки.

В маленькой оранжерее, которая была пристроена к задней части дома, напротив открытой двери стояли два плетеных кресла с мягкими подушками. Отсюда открывался вид на широкий сад, неровными уступами спускавшийся к узкому ручью. Дальний конец сада был отведен под овощи – в основном огурцы в парниках; остальное пространство – там, где его не превратили в лужайку, – было засажено розами, георгинами и разноцветным душистым горошком.

– Здорово! – восхитился Элдер. – И вид, и сад, и все остальное.

– Нравится, значит, не так ли? Такая вот жизнь, а?

– Ну, может, и нет, – улыбнулся Элдер.

– Ага. Встаю в пять, разбираю газеты. Не говоря уж о разноске их, проклятых, хотя это должна делать жена. А что до сада, то вот что я тебе скажу: эта возня отлично помогает от болей в спине.

Гайзли достал трубку из кармана пиджака, кисет с табаком – из другого.

– Ты в Корнуолле осел, так ведь? Почему именно там?

– Да там совсем неплохо.

– Далековато от всех родных и близких.

– Поначалу именно это и было нужно.

– А теперь?

– Не знаю, – поколебавшись, ответил Элдер.

– Ты все еще женат?

– Да, но только формально.

– Значит, вы так и не развелись?

– Да это вроде как не имело особого смысла.

– Окончательный разрыв – некоторые думают, что это необходимо. Если, конечно, не считаешь, что с этим еще не покончено навсегда.

Элдер пошаркал ногой.

– А дети у вас есть? – продолжал Гайзли.

– Одна дочь. Кэтрин. Шестнадцати лет.

Гайзли начал набивать трубку, уминая табак большим пальцем, потом чиркнул спичкой.

– А наши уже давно разлетелись. Старший сын в Австралии, там устроился. Женился, двое детей у них. Второй пошел по моим стопам, служит в Лондоне. Скотленд-Ярд, отдел по борьбе с мошенничеством. Приезжает иногда в гости. – Гайзли вынул трубку изо рта и засмеялся. – Послушаешь его, так можно подумать, что я сущий динозавр! Вот я и говорю ему: ну чем ты занимаешься? Это же преступления «белых воротничков»! Они ж там сплошь и рядом встречаются, в этих финансовых конторах Сити, где делают большие деньги!

– А дочь? У тебя ведь и дочь была, насколько я помню.

– Вышла замуж за одного азиата. Он оптовой торговлей занимается. У него крупная фирма в Брадфорде. – Он изучил свою трубку и снова чиркнул спичкой. – Эстер иногда ездит туда проведать их.