Ты плоть, ты кровь моя

– Значит, домой вернулись рано?

– В полдесятого. Может, в десять. Самое позднее – в десять тридцать.

– И что потом? Вас всех высадили разом, возле школы?

– Да, обычно так оно и бывало. Но в тот вечер нас так рано не ждали. Некоторым пришлось звонить родителям, чтобы те приехали и забрали их, это я помню. Со мной, во всяком случае, было именно так.

– А с остальными?

– Не помню. Наверное, Латам развез их по домам.

– Понятно. Что же, спасибо, что позвонили.

– И это все?

– Думаю, да. Пока что.

– Понимаю.

– У вас, случайно, нет телефона Стивена Брайана? – спросил Элдер. – Или адреса? Шиобан сказала, что у вас может быть.

– Да, есть. И телефон, и адрес, записаны где-то. Подождете? Я поищу.

В трубке раздался стук, когда ее на что-то положили. В отдалении Элдер слышал голоса, звучавшие то громче, то тише, – какие-то семейные разговоры.

– Вот, нашел, – раздался наконец голос Роба. Адрес оказался в Лестере, всего в сорока пяти минутах езды. – Послушайте, – сказал вдруг Шрайвер, понизив голос. – Если вы и впрямь узнаете что-то о Сьюзен… я понимаю, это маловероятно через столько лет… но можно вас попросить дать мне знать об этом?

– Если хотите.

– И еще. Линда… все это ее расстраивает, так что, может, я дам вам номер своего мобильного?..

– Давайте.

– Вы понимаете меня?

– Думаю, да.

Элдер записал номер, еще раз поблагодарил Роба и повесил трубку. Возможно ли такое – сохранять влюбленность в человека в течение тринадцати лет, даже не влюбленность, а страсть? Видимо, ничуть не труднее, чем разжигать в себе ревность, постоянно подпитывая ее и наблюдая, как она растет.

И к кому это относится в большей степени – к Робу и Линде Шрайвер или к самому Элдеру и Джоан?

Ему больше не хотелось сегодня браться за «Дэвида Копперфилда»; он уже достаточно прочитал, чтобы понять, что события там будут развиваться только к худшему, а улучшения наступят еще не скоро. Полчаса спустя он лежал в постели и, к собственному удивлению, уже засыпал. Но рано утром его разбудил Уилли Белл, вернувшийся домой навеселе, – он принялся хлопать дверями и потчевать соседей пронзительным исполнением «Дэнсинг Куин», транспонированной им для такого случая в шотландский стиль.

26

По ночам он лежал без сна и ждал ее прихода. Стало уже холоднее, и ему пришлось накрыться поверх спального мешка еще двумя одеялами. Вокруг не прекращалось всякое движение: даже на окраине города жизнь никогда не замирала до конца. И звуки. И запахи. Запахи поп-корна и хот-догов, выхлопа дизельных движков и еще чего-то вроде горящей резины, медленно горящей резины, испускающей едкий дым где-то вдалеке отсюда.

Он прислушивался к звукам ночи, и иногда ему казалось, что он слышит, как щелкает замок фургона, когда она закрывает за собой дверь; иной раз он слышал ее шаги, когда она приближалась, а иногда, вот как сегодня, все было точно так же, как в первую их ночь, когда она поразила его своим появлением, хотя тогда он спал, а сейчас лежал и ждал.

Сколько это уже продолжается? Неделю? Нет, меньше.

Эйнджел откинула одеяла и расстегнула «молнию» спальника, чтобы забраться внутрь.

– Осторожно, – предупредила она. – Я страшно озябла.

– Не имеет значения.

– Снаружи холодно.

– А здесь не холодно.

– У меня ноги совершенно закоченели.

– Ничего страшного.

– Да нет же, они просто ледяные.

– Сейчас я их согрею.

– Не прикасайся к ним!

– Не глупи. Прижмись лучше ко мне.

– А не заорешь?

– Я ж сказал, прижмись.

– Ну ладно. Только я тебя предупредила.

– Ох! Господи! Действительно сущий лед! Черт побери!

– А я что говорила? – И она рассмеялась.

– Убери их, отодвинься!

– Ладно, ладно. Хорошо.

Теперь она хохотала так, что ее мотало из стороны в сторону, насколько позволял спальный мешок; смех почти переходил в плач, а потом и смех, и слезы вдруг перешли в кашель, и ему пришлось обхватить ее, потому что она вся содрогалась, а жуткие звуки ее лающего кашля все продолжались, и он сжимал ее в объятиях, ощущая ладонями твердые маленькие выступы ее позвонков.

Такое уже случалось раньше, и это его пугало.

– Ну, прошло?

– Да… да. – Она пыталась вдохнуть воздуха и остановить кашель, который рвал ей грудь.

– Тебе ко врачу надо пойти, понимаешь ты это?

– Ладно, все в порядке. – И совсем тихо: – Все будет в порядке. Подожди минутку. Одну минутку…

Она отвернулась и отодвинулась от него, насколько сумела, а он все прижимался лицом к ее щеке, страстно желая, чтобы этот приступ кашля поскорее прошел.

– Ну как ты, Эйнджел, все прошло?

– Ага. Все в порядке.

Он поцеловал ее и стал гладить. На ней был свитер поверх футболки, и он засунул руку под все эти одежки и положил ладонь на грудь. Она вся выгнулась, когда он ее коснулся, затем, устроившись поудобнее, обняла его ногами и спросила:

– А теперь мои ноги как, не холодные?

– Теплые.

– Да неужто?

– Достаточно теплые.

Вчера она прибежала к нему бегом, неслась сломя голову через весь пустырь, занятый аттракционами, и размахивала руками. Такая возбужденная, что, наконец добежав до него, не могла сначала произнести ни слова.