Ты плоть, ты кровь моя

– Вот разговора-то как раз и не было. Он отказался со мной разговаривать, наотрез отказался.

– Он все пытается притворяться, что ничего этого не было, – заметила Хелен.

– В смысле, что Сьюзен пропала?

– В смысле, что Сьюзен вообще существовала.

Они прикончили ужин почти не разговаривая, после чего Хелен собрала посуду и отнесла на кухню. Вернулась она с блюдом малины и ванильным мороженым в двух чашках, а потом принесла еще сыр двух сортов – суэйлдейл и ланкаширский – на овальном блюде, с крекерами и сельдереем.

Элдер вдруг подумал, что, готовя все это, она вполне могла немного поплакать.

– У вас ведь была маленькая дочка, верно? Я помню, вы про нее говорили, ну, тогда… Сколько ей было, когда пропала Сьюзен? Полтора годика, так?

– Два. Около двух.

– Значит, теперь она уже взрослая.

Элдер кивнул:

– Шестнадцать лет.

– В том же возрасте, что…

– Да.

– И еще вы раньше говорили, вы как-то упомянули… что вы с женой теперь вместе не живете?

– Да, уже некоторое время.

– А ваша дочь…

– Кэтрин.

– Вы с ней видитесь?

– Не так часто, как хотелось бы. Хотя, боюсь, это моя вина, по большей части моя.

– Но вы с ней все же видитесь?

– Да.

Элдер покончил со своим мороженым и малиной, отрезал ломтик ланкаширского сыра и съел с крекером. Хелен сдвинула малину на край тарелки и теперь играла с прядкой своих волос.

– Вам понравилось?

– Что?

– Ужин.

– Очень вкусно. – Паста была какая-то клейкая, брокколи недоваренная. – Я получил истинное наслаждение.

Хелен его слова, по-видимому, не очень убедили.

– Ладно, надо бы все это убрать, – заявила она через минуту. – Можно сварить кофе, если хотите.

– Да, спасибо, это было бы отлично. Но давайте я вам помогу убрать.

– Нет-нет, сидите. Я и сама справлюсь.

– Я просто хочу помочь.

Хелен поставила тарелки в раковину и уже собиралась идти назад, когда Элдер приблизился к ней с пустыми бокалами в руках.

– Я же сказала вам, не стоит беспокоиться.

– Да никакое это не беспокойство.

Он протиснулся между ней и раковиной, поставил бокалы, а когда выпрямился, его лицо оказалось рядом с ее, совсем близко, и она поцеловала его – или это он поцеловал ее, не важно, – в общем, они поцеловались; Элдер зажмурился, когда ее губы прикоснулись к его губам, его язык коснулся ее языка, она тяжело задышала, а его пальцы, когда он ее обнял, случайно наткнулись на участок обнаженной кожи – в том месте ее платья, где шов разошелся.

– Ох, Фрэнк…

Хелен назвала его по имени, а он и не подозревал, что оно ей известно. В ответ он поцеловал ее в щеку, а потом губы его скользнули вниз, по ее шее, и она опять назвала его по имени, но громче. Элдер провел рукой по ее спине, нашел еще один расползшийся шов, и вот его рука уже проникла Хелен под платье. Он почувствовал ее тело под пальцами, а она целовала его в угол рта, в переносицу, в закрытые глаза. Он прижал ее к себе, но тут она неловко откинулась назад и вдруг опустилась на колени, почти упала. Элдер опустился вслед за ней, все прижимая ее к себе, а Хелен дернула за расстегнутый воротник его рубашки, и когда следующая пуговица запуталась в петле, она укусила его за губу, несильно, но достаточно больно. Вынув руку у нее из-под платья, он нащупал ее грудь, а она откинула голову назад, ударившись затылком о деревянную дверцу под раковиной, и сказала:

– Фрэнк, я уже недостаточно молода, чтобы заниматься этим на полу в кухне.

Он поднялся на ноги, внезапно смущенный, но она взяла его за руку и повела вверх по лестнице, и тут настал такой момент, когда, как поется в старой детской песенке, они оказались не внизу и не наверху. Элдер, может быть, даже дернулся назад, пришел в себя, передумал; но тут Хелен повернулась к нему, стоя на середине лестницы, нагнулась и поцеловала в губы чувственным, долгим поцелуем, и после этого уже не осталось ни вопросов, ни сомнений, ни колебаний.

– Не закрывай дверь, Фрэнк, – сказала она, когда они вошли в спальню. – А то будет слишком жарко.

Сбросив туфли, она пересекла комнату, пройдя мимо изножья кровати – двуспальной, со стеганым одеялом с зеленоватыми узорами и белыми наволочками на подушках, прислоненных к никак не украшенному изголовью, – и задернула занавески.

Элдер наклонился, снимая ботинки.

– Фрэнк, помоги мне с этим справиться.

Она стояла спиной к нему, пока он нащупывал три круглые перламутровые пуговицы и расстегивал их, а потом расстегнул крючок под воротником. Выйдя из упавшего на пол платья, она повернулась к нему лицом – в коротеньких штанишках и лифчике персикового цвета. Бедра у нее были плотные и округлые, живот чуть выдавался и нависал, груди тяжелые, полные.

– Не смотри так, Фрэнк. Это не совсем прилично.

Он улыбнулся и стал расстегивать рубашку, а потом она спросила, не помочь ли ему со всем остальным, и он сказал, нет, не надо.

– Погоди, – сказала она, когда он разделся до трусов. – Дай я сама.