Читаем Ты плыви ко мне против течения полностью

Ты плыви ко мне против течения

– Все обошлось, – делился впечатлениями Курочка. – Во-первых, собака умная. Естественно, она напала на Рябова. И заметьте, не кусала, а только обозначала места, которые вполне бы могла и откусить.

– А почему это – естественно? – негодовал Рябов.

– Ну я-то был на ходулях. Собака не дура, чтоб зубы о дерево портить.

Историю пересказывали, смеялись. Но опять что-то не очень весело.

Лунная ночь

Перед тем как зазвонить будильнику, Агею приснился сон. Огромная комната. «Заходите», – сказали ему. Он зашел. И тут раздался хохот. «Это же мышеловка», – догадался Агей и почувствовал, что ему тесно в комнате. Он-то ведь не мышь. Хотел выйти, а кругом петли, крючки, обязательно за что-нибудь заденешь, и мышеловка захлопнется.

Тогда он составил формулу и высчитал объем мышеловки, объем тела и нашел единственное положение, при котором тело избегало соприкосновения с петлями и крючками. Поза оказалась удивительно простой: надо было присесть на корточки, а левую руку поднять над головой в виде гуся.

* * *

Седьмые классы первую четверть закончили на два дня раньше обычного: хозяин садов и виноградников попросил школьников помочь собрать яблоки.

Вячеслава Николаевича вызвали в Москву, и с седьмым «В» осталась Валентина Валентиновна.

Сад был всего в двух километрах от моря, и после работы всей гурьбой отправились на берег – посидеть у костра. Но и костра не стали зажигать. Взошла луна, потерявшееся в темноте море просияло, и Валентина Валентиновна предложила читать любимые стихи.

Прочитали «Прощай, свободная стихия…», «Нелюдимо наше море…», а Ульяна прочитала сонет Мицкевича.

Вдруг Крамарь сказала:

– Я хочу сделать заказ. Пусть почитает Агей.

Все примолкли, ожидая стихов.

Море, степь и южный август, ослепительный и жаркий.Море плавится в заливе драгоценной синевой.Вниз бегу. Обрыв за мною против солнца желтый, яркий,А холмистое прибрежье блещет высохшей травой.

Эти стихи читал дедушка. В ясные, ослепительные лунные ночи среди снегов Памира.

«Понимаешь, – говорил дедушка, – когда я читаю эти стихи, то чувствую на лице прикосновение южного солнца».

Вниз сбежавши, отдыхаю. И лежу, и слышу, лежа,Несказанное безмолвье.

Агей замолчал. И все, затаивая стук сердец, услышали… несказанное безмолвье.

Агей повторил:

Несказанное безмолвье. Лишь кузнечики сипятДа печет нещадно солнце. И горит, чернеет кожа.Сонным хмелем входит в тело огневой полдневный яд.

После этих строк по лицу дедушки начинали катиться слезы, но голос его не прерывался, а наоборот, в нем была такая светлая, такая летняя, такая сбывшаяся радость, что и у Агея начинало пощипывать в носу. Он и теперь ощутил эту непонятную тревогу и это пощипывание.

Вспоминаю летний полдень, небо светлое…В просторе Света, воздуха и зноя стройно, молодо, легкоТы выходишь из кабинки. Под тобою, в сваях, море.Под ногой горячий мостик… Этот полдень далеко…

«Да нет же! – возразила Агею душа его. – Да нет же! Ты раскрой глаза-то свои!»

Вот опять я молод, волен, – миновало наше лето…Мотыльки горячим роем осыпают предо мнойПересохшие бурьяны. И раскрыта и нагретаОпустевшая кабинка… В мире радость, свет и зной.

Агей умолк. Никто ничего не сказал, все смотрели на море. Но что-то было не так. Агей обернулся и увидел: Надя Крамарь смотрит на него, глаза ее полны слёз, и на слезах этих растекшиеся лу́ны.

– Вот что такое поэзия, – сказала Валентина Валентиновна и зябко поёжилась. – Идемте, ребята. Встаем в шесть.

Домой шли гурьбой, оглядываясь на лунное диво моря.

Света Чудик оказалась рядом с Агеем. И когда они все оглянулись в последний раз, он посмотрел не на море, а на Свету и сказал:

– У тебя лицо серебряное!

– Да ведь мы все серебряные! – прошептала Чхеидзе.

И ребята взмолились:

– Валентина Валентиновна, такую ночь проспать – преступление!

– Не отдыхать мы сюда приехали, – сказала Валентина Валентиновна. – А такая же ночь и завтра будет.

– Да нет же! Нет! – воскликнула Света Чудик. – Завтра будет все совсем другое.

– Ну хорошо! – сдалась Валентина Валентиновна. – Еще полчаса вам ради лунной печали.

– Печали… – повторила Света, и ее рука сначала коснулась руки Агея, а потом легла в его руку.

Сама Света смотрела на море как ни в чем не бывало, но рука у нее была совсем ледяная и плечи дрожали.