Ты победил

Очень скоро для Куха настал весьма ответственный момент: вместе со своими немногочисленными одногодками он должен был пройти обряд инициации, после которого ни у кого больше не возникло бы сомнений в том, что Кух, сын горшечника, – мужчина. Притом настоящий мужчина, а не какой-нибудь трус с деревянной трубочкой и отравленными иглами. А после ему должны были пожаловать меч, загодя выменяный у людей Багида на мед. Убийство желтого медведя было частью обряда – юноши должны были завалить и убить вдесятером одного медведя при помощи одних лишь рогатин. Вот там-то Кух и допустил непростительную оплошность. В какой-то момент ему показалось, что косолапый вот-вот одержит верх. По словам Куха, он боялся не за себя, но за жизнь своих товарищей, а потому достал свою заветную трубку и выпустил в разъяренный медвежий оскал полдюжины отравленных иголок. Этого было более чем достаточно. Медведь захрипел и, захлебываясь почерневшей слюной, упал на землю мертвым.

Но товарищи не оценили мужества Куха и проявили вполне обычную в таких случаях неблагодарность. Ничтоже сумняшеся они рассказали обо всем его родителям, членам племени, а затем и Сестре Большой Пчелы. Это был последний день Куха в родном племени. Как уже раньше слышал Эгин, Кух отказался умереть в горах, хотя именно на этом настаивали его отец и мать, не желавшие навлекать позор на свой честный род. А потому, получив довольствие на три дня пути и немного меду в наглухо запечатанном воском горшке, Кух был взашей вытолкан прочь в долину, где, по словам Сестры Большой Пчелы, «живут такие же трусы, как и он».

Оканчивая свой рассказ, Кух не преминул заметить, что теперь «гиазира подарит ему меч и научит его им делать убей-зарежь» и тогда его соплеменники перестанут относиться к нему как к трусу и, может быть, разрешат ему иногда навещать родные места.

– Ведь правда, господина?

– Угу, – сказал Эгин, проваливаясь в сон у копыт коня.

А Кух, обнадеженный и очень довольный, бодрствовал до утра, отгоняя от Эгина мошкару и рассматривая звезды.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ГОРЦЫ

ГЛАВА 14. ХЕНА

x 1 x

МОРЕ САВВАТ

Пятый день месяца Алидам

– Итак, мы спасли твою жизнь, варанец, – голос Вирин был немного высокомерным, но в целом достаточно доброжелательным. – Это не очень много, но это и не очень мало. И, скажу откровенно, мы не стали бы этого делать, если бы не рассчитывали на то, что ты сможешь помочь обеим нашим странам. И Аюту, и Варану.

Зал, занимавший добрую половину кормовой надстройки, был прекрасен. Большие картины в строгих рамах из черного дерева по стенам. Четыре статуи неведомых Тэну морских существ с женскими телами и головами акул. В центре – круглый стол, за которым сидят пятеро.

Он, Тэн окс Найра. Его сломанная рука почти не болит и покоится на перевязи. Его желудок наполнен отборными яствами. Он переодет в шелковый халат, умыт, выбрит.

Люспена, которая представилась как Куна-им-Гир, но он, Тэн, знавший ее несколько лет под простым северным именем, никак не может привыкнуть называть ее так – на сложный аютский лад.

Вирин – сорокалетняя черноволосая воительница, тронутая ранней сединой. Вирин владеет варанском языком почти столь же свободно, как и Люспена. Вообще, по уверениям Люспены, Вирин является ее начальницей и одним из лучших офицеров Гиэннеры. Однако, как мог заметить Тэн, отношения между строгой начальницей и ее подчиненной довольно странные. Поцелуи при каждой встрече, нежные прикосновения к запястьям и, наоборот – требовательные пощечины при малейших разногласиях. Пощечины, впрочем, Тэн видел только один раз, но это был весьма примечательный случай.

Наутро после бегства из Ваи они зашли в аютский порт Сим-Наирн на том сравнительно небольшом «купеческом» судне, которое прикрывало Люспену и Тэна огнем «молний Аюта», а после выслало им навстречу баркас. В порту, совершенно непохожем на варанские порты и больше напоминающем не то гигантский сад с озерами, не то архипелаг из десятка цветущих островов, они пересаживались на тот большой военный корабль, который несет их сейчас на северо-запад. И там, уже на борту этого, Шилол его раздери, «Лепестка Персика», Люспена, ткнув пальцем в устрашающие жерла «молний Аюта», что-то требовательно заявила Вирин. Та, тонко улыбнувшись, ответила короткой фразой, в которой Тэн разобрал единственное слово – «варанни», то есть, надо полагать, «варанцы». И тут Люспена влепила Вирин со всего маху пощечину, за что получила три таких же и, сразу след за ними – прикосновение чувственных губ черноволосой бестии. А когда Тэн, улучив подходящий момент, спросил у Люспены, в чем, собственно, заключался спор, ответом ему опять же послужила оплеуха. В общем, Стража Сокровенного и Предвечного (более известная в Круге Земель под сокращенным аютским названием «Гиэннера»), жила весьма кипучей и загадочной личной жизнью.