Понимание того, что он увидел свое собственное бездыханное тело со стороны, пришло к Эгину в тот момент, когда лучницы Гиэннеры творили над телом девкатра Первую Фигуру. Снова вспышки и вместе с ними – дикое ощущение того, что ты всего лишь заплата, которую пришивают суровыми нитками к парусу. Для Эгина это ощущение было в новинку, потому что когда меньше двух часов назад Гиэннера пыталась «пришить» девкатра, тварью заправляли Ибалар и Руам. «Что творят, шилоловы суки!» – мысленно возопил Эгин, чувствуя, что его переполняет клокочущий гнев.
Нет, все-таки он должен, он обязан увидеть свое тело перед окончательной смертью.
Гиэннере в этот день не везло. Впрочем, какое может быть везение, если в теле девкатра оказалось отнюдь не семя души какого-нибудь невежественного пастуха (как это, кстати, и случалось раньше), а четверо разномастных магов, чье магическое искусство приумножилось Измененной плотью девкатра?
Едва не взвыв от досады, Вирин увидела, как полупришитый девкатр, изрыгнув из своей пасти шипящий Завет Освобождения, метнулся к берегу – прямо к гнорру Свода Равновесия и его спутникам.
– Сделайте что-нибудь! – взмолилась Сайла исс Тамай, вцепившись в руку Вирин мертвой хваткой.
– Да что же я могу, услада губ моих? – еле слышно пробормотала Вирин. – Мы не можем сейчас стрелять ему вдогон. Слишком велика опасность случайно прикончить гнорра собственными стрелами.
Все-таки Эгин не был столь искусен во владении телом девкатра как Авелир. Чересчур резко приблизившись к тем, кого еще три часа назад называл своими союзниками и друзьями, он сбил воздушным потоком с ног всех без исключения. Даже Лагху.
Судя по перекошенным ртам, они что-то кричали и были насмерть перепуганы. Даже Лагха.
Но Эгину на все это было наплевать. Зависнув над своим телом, уложенным на импровизированные носилки, он смотрел на него, то есть на себя. На свои широкие плечи, на густые волосы, в которых копошился приблудный муравей, на закрытые навечно глаза, на недоуменно приоткрытый рот – на все, что называлось Эгином, аррумом Опоры Вещей, и теперь совершенно отчетливо видел причину своей смерти.
Вот она – глубокая рана в спине, нанесенная, вне всякого сомнения, мечом Кальта Лозоходца. Сама по себе уже смертельная. Но, словно бы этого было мало, рядом с ней тесно гнездилось еще множество ран – больших и малых, рубленых и колотых. Они приложились все. Наверняка. И Лагха, и Снах, и его горцы, и Сорго, и даже Лорма, чьи коготки оставили посиневшие царапины на его шее.
Его совершенно не смущало, что все раны – в спине, а его тело обращено лицом вверх. Он все равно Видел свои раны и все равно Знал, кем они нанесены. Хороши друзья, ничего не скажешь.
Эгин захотел испепелить их всех. И в первую очередь – Лагху, который сейчас беспомощно ворочался под гудящими крыльями девкатра, совсем неподалеку от носилок. Да, он испепелит всех вместе со своим изуродованным телом. И их смерть станет искупительной жертвой на его похоронах.
Эгин начал распространение тонкой плоти девкатра. Да, все как обычно. Несколько коротких колоколов – и прибрежный песок, закручивающийся сейчас воющим ураганом, вспыхнет неугасимым огнем и поглотит предавших его союзников.
«Прибрежный песок, закручивающийся воющим ураганом?»
Девкатры наделены превосходным зрением, но почти напрочь лишены слуха. Этим они словно бы отражают в кривом зеркале свойства шардевкатранов, своих личинок – те имеют отменный слух и более чем посредственное зрение.
Он слышит рев вокруг себя. И не только рев. Женский плач. «Слава Князю и Истине!» – чей-то истеричный выкрик. Голос противный и знакомый. «Я согласен, Ибалар! Шилол тебя раздери, я согласен!» А вот этот голос он точно знает. Это Лагха. Какой, интересно, Ибалар, и на что он согласен?
Что-то было не так. Совсем не так.
Он, Эгин, видел глазами девкатра их всех – обреченных на гибель. Чувствовал, как наполняются смертью воздетые им массы песка. И в то же время – слышал. Это было дико. Требовались объяснения.
И они пришли. Муравей, сорванный ветром с пряди волос, залетел прямо ему в ноздрю и аррум громко чихнул. А потом открыл глаза.
Эгин Светлый увидел исполинское брюхо девкатра, зависшего над ним на высоте самое большее десяти локтей, увидел его колючие суставчатые лапы, его голову и угольно-черные глаза. И, одновременно с этим, Эгин Темный увидел, как его изрубленное тело открыло глаза и ни на одно мгновение не усомнился в том, что это обманная иллюзия, которую посылает ему злокозненный Лагха Коалара. «Я убью тебя!» – неразборчиво проревел девкатр и совершенно членораздельно выплюнули уста Эгина-человека.
Рассудок работал безотказно. Он сразу же понял очень и очень многое. Авелир говорил верные вещи о его «испорченном» зрении и о трещине, которая рассекает его семя души надвое. Два часа назад прихоть проклятого Черного Цветка швырнула семя его души прочь из тела прямо во плоть девкатра. А теперь вернула обратно. Но не все семя целиком. А лишь половину.