Ты пойдешь со мной? (СИ)

- Это подразумевает твой вопрос, - она тяжело вздохнула. - Из лени, но не только физической, но и моральной. Не оттого, что невыполнимо, а оттого, что страшно брать на себя ответственность, жутко делать что-то совершенно новое. Кажется, что это невероятно просто - пришел, попросил, получил. Просто и легко. А главное, что все, что они делают собственными руками, всегда вызывает у них сомненья. Всегда, глядя на творение рук своих, человек спрашивает, а все ли правильно я сделал? А когда все сделали за тебя, таких вопросов не возникает.  Но иногда лень человеческой души приобретает совсем другой оттенок - отчаянье. О, это самая коварная разновидность человеческой лени, - голос ее стал громче, но, похоже, что сама она этого не заметила, - А главная большая беда ее кроется в том, что она безумна. Отчаявшийся  ничего не видит, ничего не замечает и не способен рассуждать. Но самое главное, что в отличие от обычной лени, тихой и скромной, этой - нужно действовать. - Великая говорила все быстрее, голос ее звенел и местами срывался. Говорила она так отчаянно, что, казалось, еще немного -  и заплачет. - Бежать, лететь, совершать глупости, лезть на рожон. Заставить себя успокоиться умеет не каждый, и в этом - то и заключается суть - любое нежелание приструнить себя, обуздать свое сознание я называю ленью, и неважно, чего требует твоя лень -  сесть и ничего не делать или бежать, сломя голову, не разбирая дороги. Нежелание взять себя в руки - есть лень человеческой души. Никогда, НИКОГДА не позволяй себе отчаиваться, - почти кричала она, - иначе можно наворотить такого... - она замолчала.

- Господи, Великая, так ты...

- Я была там! - вскрикнула она. Затем чуть тише, но так горько, что у меня комок встал в горле, добавила. - Я приходила к этому чертову дереву, и это безумное порождение чужой вселенной лишило меня возможности умирать!

- Но это же... хорошо?

- Жить вечно? Хорошо только на словах, и отлично смотрится в детских сказках, но на деле...

- Вы же говорили, что не помните, как стали бессмертной?

- Я что, первая, кто тебе соврал?

- Нет, к сожалению.

- И не последняя. Я прекрасно помню все, до каждой мелочи. Шел дождь, а тучи были такие низкие, тяжелые. Мокрые ботинки и одежду, прилипшую к телу. Помню гробовое молчание. Знаешь, там, на поляне, тихо, как в вакууме, даже мух не слышно, и ни одна птица не селится рядом с ним. И голос дерева, звучащий в моей голове, и мое согласие.

- Но зачем? Что Вам было нужно?

- Мне было столько же, сколько и тебе сейчас. Красотой Бог меня не наделил, особыми талантами - тоже, да и с обаянием у меня было туго.

- Ну?

- Что ну? Чего может хотеть молодая и некрасивая девчонка в двадцать два года?

- Мне девятнадцать вообще-то.

- Поздравляю, а выглядишь на двадцать два.

- Зато Вы прекрасно сохранились. Ну, так что это?

- Ну ты и балда. Влюбилась я. - сказала она так тихо, словно разговор этот выжал из нее все силы, и говорить ей больше не хотелось. - Не спрашивай больше об этом. Не хочу...

Мы замолчали, и в тишине я вспоминала маленького мальчика, который просил друга, а получил мышь. У меня не осталось сомнений, что Дерево бессовестно обкрадывало каждого, кто приходил к нему. По коже пробежал мерзкий холодок.

- Великая, а сам человек не может выбрать, чем пожертвовать?

- Не знаю. Видишь ли... - молчание, потом задумчивый и неуверенный голос. - Думаю, никому не приходило в голову договариваться о плате. Знаешь, по-моему, ты первый человек, которого осенило что-то подобное.

- Наверное, для этого я здесь, - и посмотрела вниз. Подо мной расстилалась зеленая пропасть, подняла голову - безоблачная синева без начала и конца. Великая была права, тут самое безопасное место на свете.

- Думаешь, есть на свете человек, для которого нет ничего важнее мизинца на левой ноге? - спросила я у нее.

- Думаю, есть, - она хихикнула. - Обязательно должен быть, иначе что же это за жизнь такая, где нет таких странных людей.

- Мне пора, Великая. Впереди долгий путь, и мне нужно идти.

- Идти? Зачем идти? Подай ка мне сюда те ягодки...

 ***

Под нами пролетали зеленые поля, сменяющиеся горными хребтами, пересеченные реками. Тут, наверху, намного холоднее. Я всем телом пыталась зарыться в длинную шерсть, которая почти целиком скрывала меня собой, но, к сожалению, совсем не грела. Водяной - животное хладнокровное, и от его тела исходил еле уловимый, но все-таки холод. И зачем ему такая длинная шерсть? Но его запах... Водяной ведь пах сиренью, и мне это безумно нравилось. Я вдыхала его аромат и никак не могла надышаться. И это при том, что обычно я не люблю сирень.

Трех ягод не хватило, и Великая, без тени сомнения, велела Водяному съесть остальные семь. Уже через несколько минут огромные лапы оторвались от земли. Я еле успела заскочить к нему на спину. Урчащий от восторга зверь инстинктивно повёл хвостом, и оказалось, что воздух подвластен ему не меньше, чем вода. И вот, загребая лапами и руля хвостом, огромное чудовище поднялось в воздух огромным пушистым дирижаблем.