Ты помнишь, товарищ… Воспоминания о Михаиле Светлове

Чистым озерным воздухом смывало утомление хлопотного дня, как всегда проведенного в дороге.

Кто-то прочитал строки Анатолия Велюгина:

Спит средь лесов
В колыбели песчаной
Озеро Нарочь –
Дитя океана…

Светлов смотрел на воду, разминая пальцами папиросу. Выражать восторги вслух он не любил.

Над нами пролетел аист, мы проводили его взглядом и увидели, как он важно опустился на крышу прибрежной избы.

Между тем кто-то поспешил купаться, кто-то во главе с Михасем Лыньковым пошел к пристани – прокатиться на катере.

Поодаль жгли костры – затевалась уха.

– Сегодня спать нам радушные хозяева не дадут, – сделал вывод Светлов, – пойду подремлю, пока можно. Где наши апартаменты?

Нас разместили на ночлег неподалеку – в доме отдыха. Проводив Светлова, я пошел к пристани и поспел на отходящий катер.

Через час, возвращаясь с прогулки по озеру, я столкнулся у дома с Аркадием Кулешовым. Он был этим летом на Нарочи и, узнав о нашем приезде, прибежал разыскивать нас.

Мы шумно поздоровались.

– И Светлов приехал?

– Да. Только он, по-моему, спит.

– Так давай разбудим его и пойдем ко мне.

– Жаль будить. Он очень измотался в пути.

Все же Аркадий бесшумно заглянул в комнату Светлова. Тот действительно спал.

Кулешов увидел на столе графин с водой.

– Очень пить хочется, – шепнул он мне, – осторожно налью стакан, и пойдем.

Подойдя на цыпочках к столу, он наклонил графин.

Светлов, услышав бульканье, открыл один глаз.

– Пить без меня? Негодяи!

– Миша, дорогой, – засмеялся Кулешов, – это всего лишь вода.

– Кто этот трезвенник, который будит меня из-за презренной воды? Господи, Аркадий! Здравствуй, тезка моего отца!

– С приездом! Извини, я разбудил тебя.

– Какой может быть сон в присутствии белорусского классика!

…Потом был вечер у костров, долгие разговоры, стихи.

Утром Светлов стоял у дома и что-то записывал. Второй раз за поездку я увидел в его руках блокнот. Он оторвался от своего занятия.

– Кто-то, кажется, Кулешов, рассказал мне вчера вечером, что Якуб Колас перед своим домом в Минске не стал разбивать цветник, а посеял рожь. Посреди города. Если бы Колас не написал в жизни ни строки, а сделал только это, он имел бы право называться поэтом. Вы подумайте, не розы, не левкои какие-нибудь, а белорусское жито!

И он снова углубился в свой блокнот. Что он записывал? Может быть, рассказ о Коласе. А может быть, строчки, которые я нашел впоследствии в его стихах, напечатанных уже посмертно:

Старик какой-то вышел на крыльцо,
Под бременем годов своих шатаясь,
И, как официальное лицо,
Стоит на белорусской крыше аист…

По возвращении в Минск нас пригласили днем в Союз писателей Белоруссии. Все собрались у подъезда гостиницы, чтобы отправиться туда. Время было идти. Светлов долго не спускался.

Я вернулся за ним, чтобы остальные не ждали нас: я знаю дорогу, и мы со Светловым придем следом.

Когда я поднялся к нему в номер, оказалось, что Михаила Аркадьевича атаковали юные почитатели его поэзии.

Светлов только собрался побриться перед уходом. Включил электробритву, которую одолжил у кого-то из попутчиков (свои бритвенные принадлежности он, конечно, посеял в дороге).

Тут-то и настигли его ребята из школьного литкружка, напористые старшеклассники. Они уже однажды прорвались к Светлову в день открытия Недели. И Михаил Аркадьевич клятвенно обещал им, что, вернувшись в Минск из поездки по Белоруссии, встретится с ними.

Теперь они пришли требовать исполнения обещанного.

И вот он стоял посреди номера, окруженный нежданными посетителями, держа в руке электробритву.

Боже мой, все было точь-в-точь как в киевском «Континентале» тридцать лет назад, когда я увидел его впервые в жизни! Мы вот так же вторглись к нему. Только тогда у него в руках была плохонькая самобрейка.

При вспышке этого воспоминания я пристально взглянул на Светлова. Он, в сущности, не слишком изменился. Такой же худой, невесомый. Пожалуй, ощущение легкости, почти бесплотности, с годами только усилилось. Сутулился он и тогда. Волосы того же цвета, седины почти нет. Разве что несколько поредели.

В номере было человек десять ребят. Кто-то порывался читать стихи.

– Литературную консультацию придется отменить. Меня ждут в Союзе писателей. Видите, за мной уже пришли,- решительно сказал Светлов.

– Но ведь вы обещали, помните? Вы же завтра уезжаете в Москву… Писатели с вами всегда встретятся. А мы…

Светлов посмотрел на часы, потом на меня.

– Ладно,- вздохнул он,- на все про все – десять минут. Стихи слушать все-таки не будем. А если есть вопросы… На пять вопросов отвечу. И то за счет бритья. Договорились? Только не спрашивайте, как я написал «Гренаду».

– Ой, Михаил Аркадьевич! -умоляюще воскликнула коротко остриженная девчонка в очках.- Именно об этом мы и хотели спросить. Очень просим… Ну, пожалуйста!