Ты помнишь, товарищ…

Звонила Светлову часто. Беседы по телефону с Михаилом Аркадьевичем – это те же беседы за столом, но без кофе.

Встретились с Михаилом Аркадьевичем в ЦДЛ, когда отмечалось его шестидесятилетие.

Всем архивом был сочинен занятный адрес. Этот адрес (я его долго учила дома, обращаясь к подушке: «Дорогой Михаил Аркадьевич…») и цветы я должна была вручить на сцене. 24 июня 1963 года. ЦДЛ не вмещал всех желающих поздравить Светлова. До нас очередь не дошла, и пришлось где-то в коридоре, среди суматохи, поздравлять Михаила Аркадьевича. Адрес читать смысла не имело, и я сказала самое существенное: «Мы вас очень любим».

– Все вы, дуры, любите красивых мужчин…

Прошел юбилей. И в декабре я опять была в гостях у Михаила Аркадьевича. Неубранная квартира, папиросный дым, больной Светлов.

Я пришла по архивным делам, но просто не могла уйти, когда эти дела кончились.

Посадила Михаила Аркадьевича в кресло и принялась за уборку. Пока я подметала пол, Светлов рассказывал о кролике Финкелынтейне, который у него жил, и о кошке, которая почему-то не пила молоко из блюдца. У батареи стояла палка Михаила Аркадьевича, я ее переставила на другое место (хотя в общем она мне не мешала).

– Почему ты это сделала?

– Ей тут жарко.

– Да, я гляжу, ты тоже волшебница.

– Почему?

– Она же неодушевленная.

– Но ей же все равно жарко.

И тут Михаил Аркадьевич сказал, что я совсем не волшебница, а ослица, и очень упрямая.

– А что, ослицы упрямее ослов? – спросила я.

– Старуха, не хулигань.

И тогда я стала спрашивать, почему он одинаково хорошо относится к поэзии Евтушенко и Вознесенского (мне было это непонятно).

– Ты говоришь – кричит, петушится, не нравится тебе. Ничего, он еще найдет свой голос. (Это о Евтушенко.)

О Юнне Мориц сказал, что она написала очень свои стихи – «это лучшее, что я читал о Севере». Вспомнил свой семинар в Литинституте. Сказал, что не думал, что из Юнны получится такая сильная поэтесса.

Потом говорил о пьесе по Экзюпери для Малого театра.

– Наверное, это будет самая замечательная ваша пьеса. По добру, улыбке и любви к человеку, вы очень близки.

– Ты так думаешь, старуха?

29 декабря я опять была у Светлова.

В этот раз в квартире было как-то чисто и светло. Даже спокойно. Он подарил свою фотографию для цгалий-

ской галереи и написал на ней: «Литературному архиву, совсем, совсем молодому, хотя он и архив. М. Светлов»,

Потом он достал свою фотографию-открытку (к 60- летию его издали красивым, чуть улыбающимся, в кресле) и начал писать: «Любимой Верочке Кулешовой».

– Что вы пишете, Михаил Аркадьевич?

– Смотри, дура, как второй фразой я сниму первую.- И дописал: «моей сверстнице. Михаил Светлов».

– Очень жаль, что сняли,- сказала я.

Я рассказывала Светлову, как познакомилась с Анной Андреевной Ахматовой, как боялась встречи с ней.

– Ну что ты, она очень милая женщина.

Я рассказывала с гордостью, что Анна Андреевна собирается приехать в архив.

Поздравила Михаила Аркадьевича с наступающим Новым годом и пожелала встретить этот Новый год как-нибудь неожиданно.

– С каждым годом, старуха, шанс на неожиданность уменьшается.

– С вами что-нибудь случится,- твердо сказала я.

– Ну, если ты так думаешь, то так и будет. И все- таки ты упряма, как ослица.

А в новом году он заболел. Директор ЦГАЛИ Наталья Борисовна Волкова виделась с ним в Переделкине в мае, когда ездила к Чуковскому. Михаил Аркадьевич вспомнил обо мне и прислал в подарок конфеты. На следующий день я звонила в Переделкино.

– Как вы себя чувствуте?

– Неважно, старуха. Приезжай.

Но приехала я уже во Вторую Градскую больницу. Однажды летом с цветами я прибежала к Михаилу Аркадьевичу, он чуть стонал – его еще не кололи. Никого не было.

– Вам чем-нибудь помочь?

– Нет, старуха, ничем уже не поможешь,- спокойно сказал Михаил Аркадьевич.

Я побежала за водой для цветов, возвратилась с почти сухими глазами и, стараясь не глядеть на Светлова, поставила цветы на тумбочку.

Когда я уходила, я погладила сквозь одеяло его колено (ноги, когда он лежал, были в согнутом состоянии). Он мне серьезно сказал:

– Спасибо.

Когда я приходила еще несколько раз, он спал.

Вот и все.

А потом я разбирала архив Михаила Аркадьевича, те самые бумаги, к которым он так безразлично относился.

РАЗГОВАРИВАЕТ МИХАИЛ СВЕТЛОВ. Лев Шилов

Когда говорят о Светлове – я это замечал не раз,- люди добреют, улыбаются и как-то сами делаются лучше. В общем, говорят о простых, первичных человеческих качествах. Но как же нам их не хватает, если это нас так задевает и трогает…

Лет двадцать назад я жил в том доме в проезде Художественного театра, где тогда жил Светлов. И, как все мальчишки нашего двора, с большой симпатией относился к этому человеку. Мы как-то выделяли его из других жильцов. Не потому, что он был известный поэт, автор «Гренады» и «Каховки». Это мы во внимание не принимали. Тем более что в доме жили многие писатели. Когда-то там жил Багрицкий, еще недавно жил Асеев, там и сейчас живут некоторые классики.