Ты пожалеешь

— Мне есть где переждать шумиху… — мямлю я, но моя неуверенная фраза утопает в потоке ругательств и внушений:

— Охранник утверждает, что дома тебя нет. Катюха не знает, где ты. Уж не у того ли ушлепка ты в гостях, а, сестренка? Пойми ты, нам нельзя ссориться с семьей Темыча. Не сейчас. Без их поддержки отец не выберется.

— Уже поздно, Жень… Да и вообще: как мои ночевки у парня будут выглядеть со стороны?

— А как это сейчас выглядит? — Женя задыхается от негодования. — С Артемом вы хотя бы официально вместе. Ладно, не бойся: у него есть пустая комната. Не притронется он к тебе — или будет иметь дело со мной. Я приеду, как только разгребу тут дела. А пока — на тебя вся надежда. Не уподобляйся мне. Помоги отцу, у него больше никого нет.

Он взывает к моей совести еще долго, но я не слышу.

Тогда, три года назад, брат по-крупному подвел отца, вляпавшись в скандал. «Сынок мэра под следствием» — новость несколько месяцев не сходила с первых полос. От двух тяжелейших ударов судьбы папа поседел.

Женя от греха подальше отправился в Лондон, а я осталась единственной опорой.

Прошу брата успокоиться, прощаюсь и опускаюсь на колючий теплый плед.

Когда-то отец Артема и папа вместе учились в вузе. Потом мой отец поступил на муниципальную службу, а отец Артема открыл собственный бизнес. Дела у обоих складывались успешно — приятель-бизнесмен не пожалел денег, папу назначили главой города, и тот, в свою очередь, отплатил ему тем же — стал привлекать его организации для строительства значимых городских объектов.

Они сотрудничают много лет, и папа был спокоен — мы с Артемом поженимся, и этот брак станет пожизненной гарантией влияния, достатка и благополучия.

Теперь папа арестован. Игры кончились. Все предельно серьезно.

Быстро сбрасываю уютную футболку Харма и переодеваюсь в свои шмотки — дорогие, неудобные, холодные. К горлу подкатывает ком, глаза жжет. Я реву, и от безысходности ломит переносицу. Мне жаль. Мне так жаль…

Харм ни за что меня не простит. Он не поймет моих объяснений, потому что не приемлет условностей. У наших отношений нет и никогда не было будущего. Лучше прекратить все прямо сейчас.

Вешаю сумку на плечо, бегу через прихожую, влезаю в непросохшие туфли, но Харм выходит из душа и молча пялится на меня.

На нем только джинсы, от тела исходит пар, на кончиках волос блестят прозрачные капли. Застегиваю молнию на кармане и деловито сообщаю:

— Мне пора. Звонил мой парень.

Кажется, теперь я знаю, кто отключил звук на моем телефоне, но легче не становится — если бы только таким способом можно было решить все проблемы…

Харм мнет в руках футболку и усмехается:

— Клоун опомнился? Долго же он тормозил…

— Харм, давай прекратим. Пожалуйста! — умоляю я, но он спокойно возражает:

— Ты же не породистая сука для случки. Эта затея с династическим браком — вообще какая-то лютая дичь. Скажи ему, что не приедешь, и просто останься со мной. Пошли их всех на…

— Ты не понимаешь! — Я принимаюсь нескладно врать: — Он мне действительно нравится. Он старше и не замечает таких, как я, поэтому я и творю глупости. Его не было в городе, но сейчас он приехал и все решит. Спасибо, что помог в сложной ситуации, но больше мне ничего не нужно. Ты мне не нужен.

Харм прищуривается, отбрасывает футболку, прет на меня и толкает к стене. Я съеживаюсь в ожидании худшего, но он глубоко и настойчиво меня целует.

— Зато ты мне нужна, — шепчет он в мои губы. — Очень. Не ведись, если когда-нибудь скажу обратное. Я всегда… буду… любить тебя…

Пиджак летит на пол, Харм смахивает с комода мелочь и ключи и, продолжая шептать что-то странное, усаживает меня на него. Слух не воспринимает слова, но сердце отзывается на каждое.

Он всегда будет меня любить… Я так долго ждала его признания, но… не ожидала услышать так скоро.

Вслед за пиджаком на паркет приземляется остальная одежда, прикосновения пальцев и губ оставляют на коже ожоги. Я боюсь боли и уверена, что Харм намерен ее причинить, но ничего не могу с собой поделать — кровь шумит в ушах, дыхание срывается, а силы исчезают.

Он должен знать, что это — мой первый раз, и я открываю рот:

— Харм… — Но он запечатывает его поцелуем, расстегивает ремень, разводит мои колени и резко подается вперед. Я вскрикиваю.

До него доходит — он замирает и, выругавшись, убирает руки с моих плеч. Но потом будто включается и раз за разом причиняет такую боль, от которой я оказываюсь на грани обморока.

Смотрю в его пустые ледяные глаза, а на мои наворачиваются слезы.

Он ко мне ничего не чувствует. Все — ложь.

Кусаю губы, всхлипываю, шиплю.

«Я тоже тебя не люблю. Да пошел ты!..»

Все заканчивается. Он застегивает джинсы, натягивает футболку и, прислонившись к стене, спокойно наблюдает за моими судорожными попытками одеться.

Стараюсь не смотреть на него, не встречаться взглядом, делаю вид, что все хорошо…