Ты родишь для меня (СИ)

— Не волнуйтесь, Виталина Вячеславовна, на этот вопрос нет правильного или неправильного ответа. Нам интересен ваш, — седовласый мужчина за пятьдесят пытается меня успокоить, но я все равно сжимаю руки в кулаки и прикусываю губу. Не каждый день тебя проверяют на вменяемость.

— Спасибо, я постараюсь.

— Понимаете, я, конечно, никогда так делаю, но сейчас мне кажется это правильным: сказать вам еще до полной проверки правду. Вы первая на моей памяти такая…— мужчина смотрит на меня внимательно, осматривает лицо, но не продолжает. Такая?

— Какая? И что за правда?

Проходит пару секунд, он словно с мыслями собирается, а затем тихо и очень хрипло выдает.

— Вы абсолютно нормальный человек, единственное что: уровень вашей тревожности пугает. Но это никак не связано с невменяемостью, отсюда вопрос. Что случилось, что вам поставили такой диагноз. Возможно, это было на фоне посттравматического шока?

Хотелось бы мне знать, как и когда мне поставили такой диагноз, если я вообще впервые проживаю такую проверку. По крайней мере, я не помню, чтобы посещала подобное место. Конечно, можно было бы допустить абсолютно кощунственную ситуацию, в которой Герман в коматозе затаскивает меня на психолого-психиатрическую экспертизу, но я склонна верить в другой вариант развития событий: все было сфабриковано от начала и до конца.

— Я не знаю, честно. Мой максимум — поход к психологу.

Видно, как недоумение проскальзывает на лице доктора, он складывает руки на груди и прищуривается.

— Что ж, я вам тоже рекомендую сходить к психологу, но лишь для того, чтобы вы могли закрыть свои тревожные вопросы, что так остро влияют на вас. Скажите, а панические атаки с вами случаются?

Кровь отхлынула от сердца, я сдавленно втягиваю воздух и ощущаю безумное сердцебиение, отдающее в живот и в глотку.

— Раньше достаточно часто. Сейчас меньше…

Так часто, что практически каждый день. И эти дни наполнены для меня беспросветной тьмой, что утягивала меня на дно. В подобные моменты ты не помнишь ничего: ни себя, ни людей вокруг. А если меня не держали за руку, то все было еще страшнее. Словно ты один в темной чаще, наполненной криками диких животных, что идут за тобой по пятам и жаждут тебя сожрать. Никакие разумные доводы не помогают, есть только страх. Он единственный правит балом в твоей голове, замещая любые мысли, что пытаются наладить контакт с внутренним Я и вытащить тебя наружу. На свет.

— Вы принимали препараты, которые помогали нивелировать эти процессы?

— Недолго.

Мужчина опять берет какие-то бумаги и делает размашистые пометки, кое-где галочки. При этом хмурится, но это больше похоже на острое желание докопаться до истины, чем на желание закопать меня окончательно.

— Что обычно становилось причиной, были какие-то моменты, что ярче всего припоминаются, после которых и случался приступ?

В грудь словно бьют со всего размаха, и я лечу назад, отскакиваю в прошлое, где стоп-кадрами проносятся немногочисленные события, что стали первыми в моей жизни с паническими атаками. Первое: день, когда я узнала о смерти родителей. Пульс начинает грохотать в висках, я ощущаю тонкую дорожку пота, что скользит по шее вниз, глаза намертво приклеиваются к столу, а в голове прокручивается самый ужасный кошмар из всех. Эта боль с новой силой устремляется по венам и вновь напоминает мне о потери.

— Виталина Вячеславовна? — звучит как будто издалека, сверху. — Виталина Вячеславовна! — теплая рука касается моей раскрытой на столе ладони, и это имеет эффект разорвавшейся бомбы. Потому что моя ладонь как лед, что обливают сейчас кипятком. И он растворяет холод, развевает боль.

— Да, — машу головой, чтобы отогнать наваждение.

— Какая причина?

Я смотрю на него и вижу нечеткие ориентиры, как будто сквозь всматриваюсь.

— Боль, — шепчу обескровленными губами. Именно боль и становится моим катализатором.

— Физическая или моральная? Или все вместе.

— Душевная боль, которую ничем не заглушить. Чем сильнее такая боль, тем острее мои приступы.

Мужчина кивает медленно, затем сощуривается и продолжает:

— Другими словами, это больше похоже на стресс. Ваша реакция на внешние раздражители. Я вас понял. Официального заключения придётся, конечно, подождать. Но вот совет от меня, — мужчина достает из кармана своего халата визитку и протягивает мне. — Это прекрасный психолог с многолетним опытом работы в области панических атак, так что обратитесь к ней, и все у вас наладится. Не сразу. Но наладится. Конечно, над этим тоже придется поработать.

— Спасибо вам.

Я выхожу из кабинета, ожидая в фойе увидеть Влада, но его нет. Может это и к лучшему, потому что мне точно надо побыть одной. Наедине. Взгляд выхватывает табличку с нужным названием, и я иду в сторону уборной. А зайдя внутрь, внезапно ощущаю шлепок в спину, что точно стал бы причиной падения, если бы кто-то не подхватил меня со спины. Я не вижу, но чувствую стальной захват на талии, а еще громкое дыхание у самого уха. Паника подбирается ко мне вплотную и обхватывает холодными руками горло, царапая когтями кожу.