Ты родишь для меня (СИ)

Я заставляю себя держать глаза открытыми, но-что-то упорно не дает мне это сделать.

Приходится буквально выталкивать себя наружу.

Мне страшно.

— Наконец-то ты одна, а то все ходят тут бдят разные. Как ты, сладость моя? Не забыла еще меня? — рука обхватывает рот, чтобы я не закричала. Но суть в том, что даже имея огромное желание, мои мышцы стянуло спазмом, и из горла не вырвется ни звука.

*******

Паника начинает глушить меня, все становится сплошным вакуумом, и я понимаю, что темная ткань опускается на глаза, вынуждая меня испытывать то же, что я так часто переживала ранее. Рот освобождают. Что-то прижимает меня к холодной стенке лицом, я могу чувствовать лишь покалывания от соприкосновения с холодным кафелем.

— Ты спишь с ним? — хрипит на ухо, пока я пытаюсь держать глаза открытыми. Руки и ноги становятся ватными, я плавно оседаю, но Герман подхватывает со спины и впечатывает в стенку сильнее, распластывая меня по ней. — Я задал тебе вопрос… — жестко звучит в ответ.

Пытаюсь ответить, но язык заплетается и изо рта, помимо полустонов-полухрипов, вырывается нечто нечленораздельное.

— Хорошо, мы поговорим иначе, — Герман стягивает волосы на затылке, и я сдавлено кричу от боли. Мне кажется, что звук громкий, но широкая ладонь перехватывает мое лицо и глушит мои рыдания.

В один момент давление со спины уходит, и я оседаю на грязный пол, одновременно слыша хлопок и удар. Нечто тяжелое, стальное опускается на пол, раздается звук битого стекла, крик и возня.

— Тварь, ты будешь страдать! — звук ударов бьет по барабанным перепонкам, я пытаюсь развернуться, но нехватка воздуха становится причиной удушья. Ртом я пытаюсь выхватить кислород, но не получается. Мои глаза намертво приклеиваются к полу, а затем я из последних сил разворачиваюсь и вижу, как Агапов наносит сокрушительные удары головой Германа по раковине. Еще и еще, снова и снова, пока последняя не разламывается пополам.

— Да что ты? Серьезно? — Герман улыбается, и этот звериный оскал становится по истине устрашающим, заставляющим кровь в жилах стыть. На его лице нет ни единого живого места.

Слезы без контроля начинают течь по щекам, я все так же не могу дышать, лишь сиплю и сильнее хватаюсь за горло. Секунды становится для меня часами, что растягиваются в бесконечную вереницу боли. Каждый удар, который Влад пропускает, принимает лицом, приносит мне физическую боль.

— Она все равно моя, идиот. Она выбрала меня, — продолжает Радушин, отвечая точечным ударом по лицу Влада. Удар за ударом, все становится смазанным. И это становится последней каплей, за которой следует абсолютное безумие. — И она все равно будет в конечном счете моей, — окровавленным искаженным в ухмылке ртом произносит Герман, на что Агапов наносит ему очередной удар по скуле.

Он выводит его из себя. Это первое что проносится в моей голове. Иначе я не могу осознать подобного поведения.

Дышать становится еще тяжелее, но глаза все так же жадно следят за каждым движением Влада. Мне страшно что он может пострадать, страшно, что это принесёт кучу проблем, но я не могу и пальцем пошевелить, не о чтобы помешать ему совершить непоправимое. С каждой секундой удавка на шее затягивается сильнее.

В какой-то момент я понимаю, что отключусь, и заставляю себя считать, заставляю дышать. Мне надо абстрагироваться, надо начать сначала. Дыши, Вита.

Пальцы на ногах стягивает в спазме. Удар. Мой хрип. Вздох. Кислород бежит по легким и обжигает их огнем. Удар. Кровь, разлитая по полу. Мой взгляд заволакивает слезами. Он его убьет, боже. Он его убьет.

Влад продолжает наносить удары, пока я, превозмогая всю себя, заставляю себя дышать.

— Влад…— тихо шепчу охрипшим голосом.

А затем сознание покидает меня. Все настолько мутно в голове, что я не понимаю, что на самом деле отключилась. Перед глазами продолжается видеоряд из жизни. Кто-то обхватывает мое лицо и начинает легонько ударять, сверху льется холодная вода и хочется спрятаться куда-то, сбежать, где сухо и тепло. Где нет боли и нет страха, нет волнений и нет переживаний.

— Вита! — голос становится громче, еще громче, и я распахиваю глаза. Передо мной искаженное злостью с примесью страха лицо Влада, полностью покрытое кровоточащими ссадинами. — Дыши и смотри на меня, — я слежу за двигающимися губами. Указания Агапова доходят до меня сквозь пелену. Он приближается ко мне вплотную и дышит вместе со мной, пока я смотрю на бегущие дорожки крови из разбитой брови. Глаза пекут, я не замечаю, как вместе с дыханием приходят рыдания, и Агапов стирает пальцами набежавшие слезы.

— Успокойся, все хорошо, — а затем просто притягивает меня к себе. На полу в женском туалете. Мой взгляд падает на Германа в отключке, и я начинаю дышать поверхностнее. Он не двигается, а я в ужасе смотрю на залитый кровью пол и испытываю животный ужас. — Что он тебе сделал? — вновь смотрит мне в глаза, а я не могу связать и двух слов, лишь дрожу.

Влад, ты не убил же его? Господи, а если убил, его же посадят. Боже.